Первая опера

 Миг вожделенный настал:
 Окончен мой труд многолетний.

Пушкин. "Труд".

Весной 1834 года Глинка покинул Берлин. В течение нескольких недель находился он в дороге. Снова замелькали перед его взором полосатые дорожные столбы, поселки, города, а потом и русские деревни, бедные и неказистые, но дорогие сердцу, как может быть дорога только родина.

И снова он в Новоспасском. Здесь много перемен: умер отец, постарела мать, но зато сестры похорошели и стали совсем взрослыми. Младшей, Людмиле, которую он оставил еще девочкой, было теперь восемнадцать лет. Приезда Глинки ожидала с нетерпением не только семья. В журнале "Молва" появилась статья о его возвращении на родину, все русские музыканты и любители музыки горячо интересовались новыми произведениями композитора, его творческими планами. Глинка впервые с такой остротой почувствовал, что творчество - не только его личное дело, что талант ко многому обязывает. И он окончательно решил тотчас же приняться за оперу.

Евгений Абрамович Баратынский. С гравюры неизв. художника

Оперы, подобной всемирно известным произведениям Моцарта, Керубини, Россини, Беллини, Вебера, в России еще не существовало. Русская опера, первые образцы которой появились в XVIII веке, занимала весьма скромное место на оперной сцене даже в самой России, не говоря уже о других странах. В ней преобладали сюжеты либо комические, высмеивавшие скупость, взяточничество и другие пороки современного общества, либо сентиментальные, рассказывавшие о препятствиях, мешающих соединению любящих сердец. Кончались все эти музыкальные "действа" традиционным благополучным финалом: наказанием порока и торжеством добродетели.

Большой симпатией слушателей пользовались сказочные оперы, тем более что всевозможные приключения и волшебные превращения сказочных героев давали широкий простор фантазии декоратора и постановщика.

Александр Сергеевич Пушкин. С портрета В. Тропинина

Музыка в этих незатейливых спектаклях вполне соответствовала сюжетам. Прежде всего, она не заполняла спектакль целиком; арии, ансамбли, хоры были лишь вставными номерами, чередовавшимися с разговорными диалогами. И потому принципиального различия между оперой и обычным спектаклем с музыкальными номерами, например модным в то время водевилем, не существовало.

Глинка чувствовал в себе силы создать гораздо более значительное произведение. Не сентиментальные истории влюбленных, сначала страдающих в разлуке, а потом соединяющихся ко всеобщему удовольствию, не нравоучительные, назойливодидактичные комедии привлекали его, а историческая трагедия, главным действующим лицом которой был бы весь русский народ.

Александр Сергеевич Грибоедов. С совр. гравюры

Создание такого произведения было ответом не только на его, Глинки, личную творческую потребность, но и на потребность наиболее передовой части русского общества. Русский народ, переживший грозные и славные годы Отечественной войны, хотел видеть в искусстве отражение этих великих событий. И оно не заставило себя долго ждать. Появился целый ряд драматических, оперных и даже балетных спектаклей, из которых особенно большим успехом пользовался "балет с пением и хорами - "Торжество России, или Русские в Париже"". Но такие спектакли, как правило, лишь внешне отражали тему. Соединить живые приметы современности с высоким трагедийным пафосом, которого требовал самый масштаб исторического подвига народа, было новым и нелегким делом. Гораздо выше в художественном отношении оказались произведения, где изображались события далекого прошлого, но именно такие, которые вызывали естественные и прямые ассоциации с прошлым недавним. Самым значительным явлением такого рода была трагедия Пушкина "Борис Годунов", законченная поэтом в 1825 году и опубликованная пять лет спустя. Как живое, недавнее прошлое, вставала перед читателем трагедии эпоха "многих мятежей"; по-новому смело раскрывал в ней великий поэт образ народа, выражающего своим грозным безмолвием в конце трагедии протест против самовластия.

О правдивой и величественной исторической трагедии мечтал и Глинка в поисках сюжета для своей оперы. Ему помог случай.

Зимой 1834/35 года Глинка часто посещал вечера у поэта Василия Андреевича Жуковского, где собирался весь цвет русского искусства: писатели, журналисты, музыканты. Там встречался Глинка с Пушкиным и Гоголем.

Однажды в беседе о судьбах русского искусства речь зашла о сюжете для оперы Глинки. Жуковский предложил Глинке взять в основу правдивый эпизод русско-польской войны 1612 года: подвиг Ивана Сусанина.

Фраза, мимоходом брошенная Жуковским, оказалась искрой, от которой ярко вспыхнуло творческое воображение Глинки. Как мог он не вспомнить об этом сюжете! Еше юношей, едва окончившим пансион, Глинка читал "Думу" Рылеева об Иване Сусанине - одно из значительнейших произведений казненного поэта-декабриста, самое имя которого теперь стало запретным.

Какое сильное впечатление производили на него тогда строки "Думы", говорящие о последнем пути Сусанина через безмолвный, занесенный снегом лес! Какие простые и вместе с тем величественные слова нашел Рылеев для предсмертной речи крестьянина- патриота:

 "Предателя, мнили, во мне вы нашли: 
 Их нет и не будет на Русской земли! 
 В ней каждый отчизну с младенчества любит
 И душу изменой свою не погубит". 
 "Злодей! - закричали враги, закипев, - 
 Умрешь под мечами!" - "Не страшен ваш гнев! 
 Кто русский по сердцу, тот бодро, и смело, 
 И радостно гибнет за правое дело!"

Вся трагическая сцена гибели Сусанина в дремучем, глухом лесу живо представилась воображению Глинки.

Теперь у него не было никаких колебаний в выборе сюжета. Отечественная героико-трагическая опера "Иван Сусанин" - так будет называться его произведение. Неважно, что на этот сюжет была уже написана и с успехом поставлена опера итальянского дирижера и композитора Катерино Альбертовича Кавоса, много лет работавшего в России. Ведь Кавос даже и не ставил себе той задачи, которая так привлекала Глинку: передать всю красоту, величие и силу духа русского человека. Сусанин в опере Кавоса в сущности только решался на подвиг, но не успевал совершить его: подоспевшие русские воины брали в плен польский отряд, и спектакль по обычаю завершался благополучно.

'Грузинская песня'. Автограф Глинки

Глинка начал работать над планом оперы. К сцене в лесу, которую он представлял себе так живо, как будто сам был ее свидетелем, прибавилась предшествующая ей сцена, рисующая мирную жизнь семьи Сусанина и его односельчан. Затем был набросан и план заключительной сцены - торжества народа, изгнавшего врага из пределов родной земли.

Но чем больше вживался Глинка в полюбившийся ему сюжет и в характер своего героя, тем яснее становилось ему, что тремя сценами не обойтись. Ему хотелось показать не только Сусанина, но и его близких, показать, что мужественный крестьянин не одинок в своем героизме: случись беда, и русская земля вышлет навстречу врагу тысячи Сусаниных. Так постепенно вырисовывался перед Глинкой образ истинного главного героя его будущей оперы - образ русского народа.

Адам Мицкевич. С рисунка Н. Шмолера

Наконец план оперы был готов, и Глинка принялся за сочинение музыки. Никогда еще он не работал с таким вдохновением, как теперь, когда перед ним стояла трудная, но прекрасная задача. Композитор ясно представлял себе развитие действия оперы и характеры действующих лиц: в его творческом воображении возникла музыка, глубоко и верно раскрывающая эти характеры. Но текст для этой музыки еще не был создан. Жуковский, набросав несколько очень красивых стихов, отказался от большой и нелегкой работы, сославшись на другие неотложные дела, и посоветовал Глинке обратиться к барону Георгию Федоровичу Розену, автору нескольких весьма посредственных исторических драм, умевшему довольно ловко писать текст к уже готовой музыке. Розен вполне серьезно считал себя русским поэтом, и уж во всяком случае - знатоком русской поэзии. Но его немецкое происхождение сказывалось во всем - и в акценте, и в тяжеловесных, совсем не русских оборотах речи. Однако он упрямо отстаивал свои нескладные стихи, уверяя Глинку, что это "самая лучшая поэзия".

Однако это было еще не все. Хотя Розен как будто и следовал общему плану и указаниям Глинки, но в своих стихах он пользовался каждым поводом, чтобы вложить в уста героев выражение любви к царю. Протестовать было бы бесполезно, да и опасно.

Мария Шимановская. С портрета неизв. художника

Споры с бароном Розеном ненадолго омрачали радостное творческое настроение Глинки. Ему казалось, что он счастлив вполне: и в увлечении любимым делом, и в обстоятельствах личной жизни. Он познакомился с молодой девушкой, Марьей Петровной Ивановой, которая в скором времени стала его женой. Радость творчества так переполняла композитора, что весь мир и все люди казались ему не такими, какими они были в действительности, а какими он хотел их видеть. Не разглядел он ни эгоизма и легкомыслия своей будущей жены, ни ее глубокого равнодушия к тому, что для него было самым важным и нужным в жизни,- к музыке.

Приехав летом 1835 года в Новоспасское вместе с Марьей Петровной, Глинка с особенным рвением принялся за работу над оперой. Чаще всего он работал за столом в большом, светлом и веселом зале Новоспасского дома, открыв двери и окна, выходящие в сад, жадно вдыхая свежесть солнечного утра. Даже разговоры сестер, жены, матери и тещи нисколько ему не мешали, и дело быстро продвигалось вперед.

Рим. Замок Св. Ангела. С картины С. Щедрина

Прошло еще около года. Начались хлопоты о постановке оперы на сцене петербургского Большого театра. Это было нелегким и непростым делом: дирекция императорских театров, не жалевшая никаких средств на постановку иностранных опер, весьма недоверчиво отнеслась к опере русского композитора и даже обязала его подпиской не требовать вознаграждения за свой труд.

Глинке пришлось тратить много времени на разучивание партий с артистами, с хором. Работа эта требовала много сил и терпения, но давала и большую радость. Среди артистов русской оперы были люди, одаренные большим талантом, искренне и горячо любившие музыку. Например Осип Афанасьевич Петров - обладатель могучего баса, великолепный артист, умевший с одинаковым блеском исполнять и трагические, и комические роли. Ему Глинка поручил партию Сусанина, которую он разучивал с огромным увлечением.

Винченцо Беллини. С офорта. 1820-е гг.

Партию мальчика Вани, приемного сына Сусанина, пела совсем еще молодая артистка Анна Яковлевна Воробьева. Голос ее был необычайно красив, силен и гибок, все требования композитора она буквально "схватывала на лету".

Однако подготовка первого спектакля принесла и немало огорчений. Не обошлось без сплетен и интриг, обычных в то время в театральном мире. К тому же театральной дирекции показалось мало "верноподданнических речений", коими изобиловал розеновский текст. Любовь к царю следовало выразить и в самом названии-и вот опера, названная Глинкой именем Ивана Сусанина, крестьянина- героя, получила название "Жизнь за царя".

Зигфрид Ден. С портрета неизв. художника

Но наконец все труды и заботы остались позади. 27 ноября 1836 года, в день открытия заново отделанного Большого театра, состоялось первое представление оперы.

Театр был переполнен. Здесь была, конечно, и знать, считавшая своим долгом показаться в театре в день открытия сезона. Но здесь же были и лучшие представители русской интеллигенции, люди искусства, науки, публицистики. Из ложи во втором ярусе Глинка мог видеть, как прошел к своему месту в креслах Пушкин, как окружили его литераторы и журналисты. Постепенно весь театр от партера до верхнего яруса заполнился публикой.

Страница первого издания 'Дум' Рылеева

Наконец оживленный гул голосов в театре стих, и в оркестре появилась хорошо знакомая театральным завсегдатаям фигура дирижера - итальянца Кавоса. Оркестр начал увертюру.

Торжественным, громким возгласом, как бы призывающим слушателей к вниманию, началась увертюра. И уже с первых ее звуков можно было почувствовать, что это русская музыка, что торжественность ее звучания говорит о славе Родины, России.

Василий Андреевич Жуковский. С портрета неизв. художника

А затем послышалась задушевная, печальная мелодия, словно предсказывающая суровые испытания, горькие, невозвратимые утраты. И хотя ее и прерывали новые решительные "возгласы", чувство скорби не исчезало.

Медленная часть увертюры закончилась. Зазвучала стремительная, взволнованная мелодия, как будто говорящая о тревожных и бурных днях, пережитых Родиной. И снова контраст: как воспоминание о мирной жизни послышалась песенная мелодия, простая и трогательная.

Эскиз Жуковского к декорации эпилога оперы 'Иван Сусанин'

Увертюра близилась к концу. И вдруг, нарушая таинственное предгрозовое затишье, неожиданно вторглась новая тема, мрачная и грозная, совсем не похожая на основные темы увертюры, в напеве которых так ясно ощутима их русская природа. Новая тема звучала в ритме мазурки, как будто прямо называя по имени тех, кто посягнул на нашу землю, - польских панов. Но, преодолев образы тревоги, скорби и страдания, увертюра закончилась торжественным и победным звучанием. И даже слушатели, не знавшие заранее сюжета оперы, могли почувствовать, что она говорит о непобедимой силе и мощи русского народа.

Медленно поплыл вверх занавес. Необычная картина представилась зрителям, привыкшим видеть на сцене таинственные средневековые замки, картины природы и жизни чужих, далеких стран, рыцарей, закованных в латы, королей с их пышной свитой. Первое действие оперы Глинки перенесло сидящих в зале в простую русскую деревню, а на сцене они увидели толпу крестьян. Запевала начал, а хор подхватил песню о родной земле и ее храбрых сынах. А потом в эту широкую и полноводную песенную реку влилась, как веселый ручеек, мелодия женского хора.

Ф. Федоровский. Эскиз декорации к опере 'Иван Сусанин' (I действие). Ленинград, Театр оперы и балета имени С. М. Кирова. 1939 г.

Непривычной, непохожей на обычные оперные хоры показалась эта сцена слушателям премьерного спектакля. Они ясно почувствовали здесь интонации русских народных песен, но звучали эти интонации по-новому: голоса сплетались в чудесный музыкальный узор, то догоняя друг друга, то сливаясь вместе в стройном и мощном звучании.

Хор удалился. На сцене осталась только молодая крестьянская девушка Антонида. Она ждет своего жениха и поет грустную протяжную песню, украшая ее мелодию звонкими переливами. Но грусть недолго живет в молодом сердце. Ее быстро сменяет надежда, и вот уже песня звучит радостно и привольно.

Ф. Федоровский. Эскиз декорации к опере 'Иван Сусанин' (эпилог). Театр оперы и балета имени С. М. Кирова. 1939 г.

Песня? Нет, это, конечно, оперная ария, написанная в согласии со всеми традициями и с полным правом обозначенная в партитуре Глинки как "Каватина и рондо Антониды". Но слушатели легко улавливали в этой арии знакомые песенные интонации. Музыка раскрывала перед ними весь характер девушки-простодушный, доверчивый, открытый.

С интересом следили зрители за развитием действия. Их взорам представилась повседневная жизнь крестьянского села, нарушенная приближением врагов. В семье Сусанина готовились праздновать свадьбу Антониды, но сейчас не до праздников. "Что гадать о свадьбе! Свадьбе не бывать!" - говорит Сусанин дочери. И в этих первых словах сразу же определился характер музыкальной речи Сусанина - спокойной, уверенной, неторопливой. Спокойное достоинство чувствовалось и в каждом движении Сусанина.

Осип Афанасьевич Петров, первый исполнитель роли Сусанина. Петербург, Большой театр. 1870-е гг.

Совсем иную картину увидели зрители во втором действии, изображающем праздник в замке польского магната. Действие открылось торжественным полонезом с хором. Под звуки блестящей праздничной музыки горделиво выступают польские рыцари, бережно ведя нарядных дам и четко скандируя слова песни в честь бога войны. В этом танце-шествии есть что-то от торжественного марша на воинском параде, и лишь легкие и пышные одежды женщин нарушают это впечатление. А в средней части полонеза новая, изящная и капризная мелодия поручена женским голосам.

Танцы сменяют друг друга, пышно разодетые пары вихрем проносятся в задорном краковяке, плавно скользят в томном "танце четырех" и вновь мчатся в огненной мазурке.

Мария Матвеевна Степанова 1-я, первая исполнительница роли Антониды. С портрета Мейера

Глинка мог гордиться музыкой этого действия. Ведь это не только традиционная для оперного спектакля балетная сцена, но и меткая и точная характеристика польской шляхты, с ее самонадеянной отвагой, с готовностью заранее праздновать победу над русскими.

Первые два действия окончились. Глинка с тревогой прислушивался к тому, что делалось в зале. А там еще царило настороженное молчание. Ясно чувствовалось, что опера уже завоевала внимание слушателей. Но завоюет ли она их любовь?

Анна Яковлевна Петрова-Воробьева, первая исполнительница роли Вани. Петербург, Большой театр

Решило судьбу оперы третье действие. Оно началось песней мальчика-сироты Вани, приемного сына Сусанина. Эта роль была поручена Воробьевой, и молодая певица исполнила ее в точном соответствии с требованиями Глинки. Композитору хотелось, чтобы она пела песню без всякого ложного драматизма, так, как может напевать про себя человек, занятый какой-нибудь работой. И действительно, такое исполнение заставляло слушателей забывать, что перед ними сцена оперного театра, переносило их в простую крестьянскую избу.

Мирное течение жизни крестьянской семьи, готовящейся праздновать девичник, неожиданно прерывается грозным событием. В дом Сусанина приходят поляки, требуя, чтобы он провел их к Москве. И в минуту тяжкого испытания Сусанин показывает всю силу своего духа и спокойную ясность ума. Он уводит поляков на верную гибель, зная, что погибнет и сам.

Антонина Васильевна Нежданова в роли Антониды. Москва, Большой театр. 1902 г.

"Страха не страшусь, смерти не боюсь", - поет Сусанин, и на этих словах его партии звучит величественная тема начального хора народа. Так и в самой музыке утверждается единение героя и народа - главная художественная идея оперы.

Композитор с нетерпением ждал начала четвертого действия. Ведь сцену гибели Сусанина Глинка писал с особенной увлеченностью. Временами он настолько переносился воображением в положение своего героя, что сам живо ощущал и чувство смертельной опасности, и готовность к подвигу.

Федор Иванович Шаляпин в роли Сусанина. Частная опера Мамонтова. 1898 г.

Поднялся занавес. Взорам зрителей предстал холодный, суровый зимний лес. Усталый, измученный польский отряд, потерявший всю горделивую самоуверенность, пробирался по сугробам. В музыке слышался мотив мазурки, но и он утратил свой блеск и теперь звучал тревожно и зловеще, как будто предвещая гибель. Отряд расположился на ночлег у костра. Не спит только Сусанин - ведь это его последняя ночь.

Предсмертная ария Сусанина у Осипа Петрова прозвучала с особым воодушевлением и трагической силой. "Ты взойдешь, моя заря!" - пел он мелодию, в которой звучали и скорбь прощания с жизнью, и непоколебимая решимость. Это была русская мелодия не только потому, что слух улавливал в ней интонации родных русских песен, но и потому, что она с небывалой до того силой передавала все величие души русского человека, его скромное, непоказное мужество.

К. Коровин. Эскиз декорации к опере 'Иван Сусанин' (IV действие). Петербург, Мариинский театр. 1907 г.

Сусанин мысленно прощался со своей семьей, и в музыке проносились мелодии-воспоминания: беззаботная мелодия арии Антониды, молодецкая песня ее жениха Собинина, задумчивая песня Вани.

И когда действие кончилось, слушатели не могли отдать себе отчет, что потрясло их больше - сама сцена гибели Сусанина или его предсмертная ария-монолог.

Владимир Федорович Одоевский. С акварели А. Покровского. 1844 г.

Когда занавес поднялся в последний раз, снова, как и в начале оперы, зрители увидели огромную толпу народа, услышали мощный хор. Всю яркость музыкальных красок, всю силу звучания человеческих голосов и оркестра вложил Глинка в этот хор, прославляющий Родину и подвиг ее верного сына.

Но, нарисовав картину ликования и радости народа, Глинка напомнил и о бесценных жертвах, принесенных во имя свободы и счастья Отчизны. Он показал горе близких Сусанина, сливающих свои голоса в проникновенном, скорбном трио. Мелодия трио была уже знакома слушателям, она звучала в конце увертюры.

Михаил Юрьевич Виельгорский. С портрета неизв. художника

 Ах, не мне, бедному, 
 Ветру буйному
 Довелось принять
 Вздох последний его!

Снова гремит хор "Славься, славься, святая Русь!", раздается торжественная, ликующая песня- гимн - все громче, все праздничнее.

И в тот момент, когда слушателям начало казаться, что большей мощи и торжественности звучания уже достигнуть невозможно, внезапно раздался перезвон колоколов - еще один сверкающий блик в картине радости освобожденного народа.

Канон в честь Глинки на стихи Жуковского, Вяземского, Пушкина

Опера закончилась. Глинка с трудом понимал, что ему говорили подходившие с поздравлениями друзья и знакомые, с трудом и невпопад отвечал. Когда он впоследствии пытался вспомнить этот вечер, в его памяти всплывали отдельные отрывочные впечатления: вот его вызывают в императорскую ложу, и он слышит какие-то покровительственные фразы. "Но нехорошо, что Сусанина убивают на сцене", - говорит царь, и Глинка что-то отвечает ему в свое оправдание.

Опера о русском человеке и русском народе поставлена на сцене. И он видел волнение на лицах слушателей, настоящих слушателей-тех, например, кто теснился в антрактах вокруг Пушкина, спрашивал его мнение.

М. И. Глинка. С портрета худ. Н. Волкова. 1837 г.

Вскоре после первого представления оперы друзья Глинки решили ознаменовать это событие праздничным обедом, собравшись в доме Александра Всеволодовича Всеволожского. Здесь Глинка почувствовал в полной мере, какое живое восхищение вызывала его музыка у самых чутких и мыслящих представителей русского искусства и, главное, у того, чьим мнением он дорожил более всего, - у Пушкина. Речи и тосты в честь Глинки не умолкали. А к концу обеда был приготовлен сюрприз. Владимир Федорович Одоевский, известный писатель и музыкант, подошел к фортепиано, друзья Глинки встали вокруг него и торжественно запели специально для этого случая сочиненную песню, в которой имя Глинки появлялось в самых неожиданных сочетаниях слов:

 Пой в восторге, русский хор, 
 Вышла новая новинка. 
 Веселися, Русь! Наш Глинка - 
 Уж не глинка, а фарфор!

Слушатели дружно аплодировали после каждого куплета. Наибольший восторг вызвал последний куплет, сочиненный Пушкиным:

 Слушая сию новинку, 
 Зависть, злобой омрачась, 
 Пусть скрежещет, но уж Глинку
 Затоптать не может в грязь!

Куплет Пушкина, намекавший на закулисные интриги, оказался в некотором роде пророческим. И зависть, и злоба, и попытка затоптать в грязь новую оперу еще долго преследовали Глинку.

Виктор Забелла. С рисунка В. Штернберга. 1838 г.

Кто-то из аристократов, слушавших премьеру, пустил в ход ядовитое словечко: "Это кучерская музыка". Вспоминая об этом много лет спустя, Глинка написал на полях своих "Записок" против этой фразы: "Это хорошо и даже верно, ибо кучера, по-моему, дельнее господ!"

Разноречивость общественного мнения отразилась и в печати. Одоевский откликнулся на первую оперу Глинки восторженной статьей. "Этою оперою, - писал он, - решался вопрос важный для искусства вообще и для русского искусства в особенности, а именно: существование русской оперы, русской музыки, наконец, существование вообще народной музыки. Для вас, образованного любителя, этот вопрос был почти решенным; вы верили, что точно так же, как для живописца существуют особенные черты, которые определяют характер физиономии того или другого народа, и можно нарисовать, напр[имер], русское или итальянское лицо, не делая ни с кого портрета, что так точно и для музыканта существуют особые формы мелодии и гармонии, которые определяют характер музыки того или другого народа и по которым мы отличаем немецкую музыку от итальянской, и даже итальянскую от французской. Еще прежде оперы Глинки у нас были счастливые опыты отыскать эти общие формы русской мелодии и гармонии: в прекрасных сочинениях Алябьева, графа Вьельгорского, Геништы мы находим русские мелодии, которые, однакож, не суть подражания ни одной известной народной песне. Но никогда еще употребление этих форм не было сделано в таком огромном размере, как в опере Глинки. Посвященный во все таинства итальянского пения и германской гармонии, композитор глубоко проник в характер русской мелодии; богатый своим талантом, он доказал блистательным опытом, что русская мелодия, естественно, то заунывная, то веселая, то удалая - может быть возвышена до трагического стиля.

'Глинка в Качановке'. С картины В. Штернберга

...С оперою Глинки является то, чего давно ищут и не находят в Европе, - новая стихия в искусстве, и начинается в его истории новый период - период русской музыки. Такой подвиг, скажем, положа руку на сердце, есть дело не только таланта, но гения!"

В ответ на эту статью Одоевского послышалось злобное шипение Фаддея Булгарина. Булгарин был известен своими пасквилями и доносами на самых передовых писателей, столь же известен был и его консерватизм в вопросах искусства.

'Вечер у Кукольников'. С рисунка П. Степанова

"Спрашиваем серьезно, - возмущался Булгарин, - что значит: новая стихия в музыке? Мы верим, что в музыке не может быть никакой новой стихии и что в ней невозможно открыть ничего нового". Между Одоевским и Булгариным завязалась полемика, в которой Одоевский показал себя убежденным сторонником передового искусства, а его противник обнаружил всю свою реакционность.

Рецензент журнала "Московский наблюдатель" писал, что Глинка в своей новой опере "глубоко вникнул в характер нашей народной музыки, подметил все ее особенности, изучил, усвоил ее и потом дал полную свободу собственной фантазии, которая приняла образы чисто русские, родные; слушая его оперу, многие замечали в ней что-то известное, старались припомнить, из какой русской песни взят тот или другой мотив, и не находили оригинала. Это лестная похвала нашему маэстро; действительно, в его опере нет ни одного заимствованного мотива, но они все ясны, понятны, знакомы нам потому только, что дышат чистою народностью, что в них мы слышим родные звуки".

'Глинка пишет партитуру оперы' С карикатуры Н. Степанова

О народности оперы писал и рецензент "Современника", издававшегося Пушкиным. Глинка знал, что театральный обзор в "Современнике" писал Гоголь, взгляды которого на народность в искусстве были ему хорошо известны. Перечитывая эти заметки и вспоминая пушкинское четверостишие, Глинка как будто слышал ободряющие голоса друзей. Он был не одинок - он шел к своей цели вместе с ними - с Пушкиным, Гоголем, со всеми передовыми русскими художниками. Что же касается тех, для кого простой русский человек есть только кучер, конюх, плотник, кто и самое слово "человек" употребляет в значении "слуга", - с их мнением можно было и не считаться.