Школьные годы. Консерватория

Яркий музыкальный талант. Однако росту этого юноши чрезвычайно мешали недостаток воли и самодисциплины. Хорошие педагогические данные. Отличный участник ансамбля, концертмейстер. В общественной жизни неактивен.

Выписка из характеристики на студента V курса Латвийской Государственной консерватории им. Я. Витола - Паулса Раймонда Волдемаровича, 1936 г. рожд., латыша, члена ВЛКСМ. Характеристика выдана для представления в Министерство культуры Латвийской ССР. Подписал Я. Озолинъш.

- Школьные годы - лучшая пора в жизни моего мальчика, - говорит Волдемар Паулс, и я его хорошо понимаю. В конце концов, эти годы - самые светлые и в его жизни, несмотря на твердые корки и сырой солоноватый мякиш послевоенного хлеба. Несмотря на то, что за сахаром приходится становиться в очередь уже с ночи. На то, что вечерами частенько вырубается на несколько часов электричество. На то, что кое-кто нашептывает: мол, скоро снова все переменится - англичане уже у Лиепаи ... И многие ложатся спать в одежде - поди знай, что стрясется ночью.

Волдемар Паулс особо не мудрствует - он весь в действии, трудится, занят делом. На заводе честный и сознательный рабочий получает почетные грамоты, премии, благодарности и поощрения, его уважают товарищи - такие люди сейчас в разрушенной промышленности на вес золота.

Так же самозабвенно заботится Волдемар о семье, о своих детях. Особенно волнует его судьба сына - дочка больше "принадлежит" матери. Сын растет на глазах у отца, с его помощью становится человеком и музыкантом. Настолько близок с отцом и матерью он уже никогда не будет. Так это во всех семьях и судьбах - как мы когда-то отдаляемся от своих родителей, так наши дети отдаляются и от нас. Их в свое время ждет то же самое. Но отдаление это - лишь видимость. На самом деле мы не расстаемся никогда. Переплетены наши корни. Соединяет земля ... Проклюнуться, вытянуться, окрепнуть, не пропуская ни одного этапа с болью дающегося роста С болью ... - но ничего не миновать. Таков заповедный ритм будничного труда. Ритм сердца, гонящего кровь. Ритм расцветающего цветка. Ритм сворачивающегося молока, скатывающегося за горизонт солнца. Ритм роящихся пчел. Ритм кузнечного меха, раздувающего огонь.

А пока отец ищет учителя игры на рояле для своего сынишки, ученика 7-й начальной школы. Профессор Зостс особого интереса к карапузу не проявляет, и, откровенно говоря, карапуз к профессору - тоже. Начальная школа тут же, на углу - камнем добросить можно. На углу улиц Балта и Нордекю. Возвращаясь домой, Раймонд слышит блеянье - это их коза. Куплена, чтобы пили дети сытное, густое молоко. Бедной козе приходится своим выменем, словно гирей, уравновешивать на весах истории все отнятые, украденные войной у детей яства. Разумеется, помочь она, коза, может только живым ... У соседа, у Скуиня, замычала во дворе корова. Величественными колоколами раскачиваются коровье вымя и козье вымя, освящая первые мирные годы. На перекрестках улиц, на базарных площадях и в парках гремят забытые уже сегодня громкоговорители. Под звон выменей и грохот репродукторов пробивается трава - постепенно затягивает траншеи и бункера, зеленой и гибкой волной пробегает над невзорвавшимися минами и снарядами. Снова становится Латвия землей зеленой. Но местами зелень обманчива. На многое она еще наложит запрет, отнимет, со многим разлучит. Эта зелень, которая порой взрывается.

Вернулись домой артисты. Исполняют песни по радио Эльфрида Пакуль, Александр Дашков, Эдгар Плуксна ... Александр Чак воспевает восстановленный рижский водопровод, воскрешенное пламя газовых горелок, воспевает латышских стрелков, Ригу, Латвию, Ленина. Снова звучит голос Талиса Матисса - он поет латышские народные песни. Особенно врезается в память "Обуй, девонька, белы ноженьки" в его исполнении. Закроешь глаза, и кажется, что никакой войны не было. Голоса певцов по радио - та сила, что снова связывает сознание человека с порой, когда небо над головой еще не раскалывалось от взрывов. Советская Латвия готовится к первому послевоенному Празднику песни тысяча девятьсот сорок восьмого года. В следующем, сорок девятом, на селе начнется массовая коллективизация. И снова закружатся вихри судеб. Но это уже другой рассказ. И тоже суровый.

"Латышский соловей" Эльфрида Пакуль и ее супруг Александр Дашков вернулись с войны вместе с Латышской стрелковой дивизией. Так же сложилась артистическая судьба их концертмейстера- Германа Брауна, который уже с 1942 года - пианист в Государственном художественном ансамбле Латвийской ССР в Иванове. В рассказе о Раймонде Паулсе профессору Брауну отводится особое место, и мы с ним в этой главе еще встретимся.

Рижское радио передает родившуюся в окопах песню Яниса Озолиныпа и Фрициса Рокпелниса "На правый бой, на смертный бой", и она становится боевой антифашистской песней латышского народа. Звучат "Песня латышских стрелков" Анатоля Лаздыня и Арвида Григулиса, "Три друга" Яниса Озолиньша и Юлия Ванага, звучат русские, украинские, литовские, эстонские, грузинские, армянские мелодии.

Вновь появляются "фушиерисы". В клубах, домах культуры, народных домах, на фабриках, предприятиях, в ресторанах и сами по себе ни с того ни с сего возникают группы, ансамбли, оркестры. Звучит "балёшная музыка, и она пестрей чем когда-либо. Ведь и время - пестрое. По-прежнему - "Шуми зеленый лес", и по-прежнему - "Лососиха глаз таращит", у многих еще в памяти "Платочек синенький", и они же шпарят из "Веселых ребят" и "Катюшу". Клокочет котел танцевальной музыки, и совсем еще "горячая" история дразнит обоняние немыслимыми и неприемлемыми сочетаниями специй. Пахнет жизнью. Вновь оживают и "голубые и зеленые" негритянские джазовые "куски", и это еще больше пестрит и накаляет атмосферу - обжигает дикарским смешением стилей. Напуганное послевоенное поколение начинает танцевать, петь, музицировать. Верхом шика считалось прийти на танцы в белых теннисках. Да ничего лучшего и не было. Элегантней всего эти тапочки выглядели, если натереть их зубным порошком "Смайда" ("Улыбка"). Они становились тогда белыми, как снег, и ... легкими-прелегкими. Девушки впридачу надевали белоснежные носки ... Парни "позажиточней" носили заказанные у сапожника туфли с рантиком вокруг всей подошвы. Рантик - с окаемочкой из тонких проводков в белой изоляции. Вот "король" заходит в зал, / Туш оркестр заиграл. Волосы тогда смазывали бриолином или другим сногсшибательным маслом для волос.

А маленький Раймонд в это время получает в школе хорошие, иногда даже отличные оценки. У него светлая голова, он нормальный ребенок порядочных родителей. Но пробует свои силы на рояле мальчуган у разных преподавателей. Профессор Зостс попросту не хочет им больше заниматься. Поскольку, по его мнению, в этом мальчишке нет ничего, кроме заурядных способностей. А если и есть что незаурядное, так в отце. И это -- эгоцентризм и одержимость идеей о таланте сыночка ... В очередных поисках учителя музыки Раймонд попадает к педагогу Травиню, мужу оперной певицы Эрны Травини. И именно этот педагог становится первым, кто рассмотрел и расслышал, или, может быть, просто ощутил то, чего до сих пор не заметил никто - скрытый, требующий выявления и развития талант. И он говорит рабочему и барабанщику Волдемару Паулсу: "Ваш мальчик должен учиться в музыкальной школе". Этот совет решает судьбу Ояра-Раймонда Паулса. 1946 год. Мальчик принят в музыкальную школу имени Эмиля Дарзиня. Жизнь его, само собой, становится трудней. Еще три года учиться в двух школах - в Дарзиня и 7-й. И учиться теперь приходится не как-нибудь, спустя рукава, не для форса - чтоб отец мог сказать, мол, сын у меня музыке учится, - а так, как это принято в семье Паулсов, с полной отдачей, стиснув зубы, до изнеможения. В это время он еще находится под строгим отцовским контролем, "держит" режим. Выскользнет из-под опеки позднее, и только тогда характеристики заговорят о "недостатке воли и самодисциплины". Отец так жестко берется за обучение сына, что соседи ужасаются. Само собой, вначале Раймонду не нравится ни рояль, ни сама музыка. Как и большинство мальчишек, он старается улизнуть, выкрутиться, схитрить ... Он жаждет свободы и самостоятельности. Но отцу уже все ясно, цель намечена - его сын закончит музыкальную среднюю школу и поступит в консерваторию. И вот, на пути к этой цели допущена ошибка: мальчику слишком рано, лет с четырнадцати, позволено играть за деньги на танцах. Отсюда начинается самое опасное в жизни Раймонда Паулса ... Однако сегодня, когда, по крайней мере в этом аспекте, все закончилось счастливо, не будем торопиться с категорическими выводами. Как раз там, в кабаках и на "балёшках" он, наряду с дешевыми песенками и примитивными "прыг-скоками", ближе познакомился с живым классическим джазом ... И увлекся им ... Еще следует сказать, что вместе со средненькими профессионалами и просто дилетантами в этих ресторанных и танцевальных оркестрах играли музыканты-виртуозы. Куда еще со своим жанром им по тем временам было деться?.. Так что Раймонд имел все возможности совершенствовать свою исполнительскую технику.

А пока сетования соседей в адрес "безжалостного Волдиса", истязающего сынишку, постепенно сменяются изумлением и завистью - меньшой Паулс, как его называли в районе, стал отличаться на вечерах 7-й школы. А именно - садится за рояль и играет, как маленький бог. Солирует и сопровождает сначала народные танцы, потом бальные. Выступает на праздниках и торжественных актах. Подходит этакий коротышка, насупленный, невзрачный, самый маленький во всем классе - до 16 лет казалось, что он вообще не растет. Да, подходит к роялю, садится - за щекой конфета - склонит голову и ... ударил по клавишам. Все встают. Маленький Паулс играет Гимн. А старики его, если так можно сказать о людях на пятом десятке, с гордостью следят за взлетающими в честь "союза нерушимого республик свободных" руками их сыночка.

Потом руки мальчика на мгновение замерли, он перелистнул страницу и - "Свободен навеки народ наш счастливый, / Путь светлый для всех поколений открыт".

В 1949 году Раймонд Паулс заканчивает 7-ю школу и теперь учится только в средней школе имени Эмиля Дарзиня. Там, на бульваре Райниса, в самом центре Риги, продолжается его музыкальное и общее образование. "Я у него списывал", - говорит Харальд Ритенберг, теперь народный артист и директор хореографического училища. "Девочкам Раймонд нравился уже тогда, а у нас было кому выбирать, ведь девочек было 15, а мальчиков - всего девять", - говорит Ингрида Грабовская, ныне Саулите, ответственная работница республиканского Министерства культуры и один из главных художественных руководителей многих Праздников танца. - Однажды мы оба угодили в стенгазету из-за того, что Раймонд дергал меня за голубенький шарф".

Да, Раймонд учился, дергал девчонок за голубенькие шарфы и русые косички, А на переменах не выходил из класса, играл на рояле. И остальные любили его послушать. Он играл джазовые вариации - им в школе не учили, но они были ему так близки. Ведь вчера, на танцах, он играл вместе с виртуозом, со скрипачом и саксофонистом Гунаром Кушкисом. Маэстро его похвалил. Есть чем гордиться, чем быть довольным ... И Раймонд, как все подростки, думая о своей жизни и будущем, уже понимал - музыка интересует, захватывает его и, может быть, даже сделает счастливым.

"Он уже с утра был усталым, - вспоминает Ингрида, - потому что вечерами играл допоздна".

Он играл, играл и играл. Стал делать для себя открытия, осмысливать, получать удовлетворение. Класс, который закончил по общеобразовательным предметам школу имени Эмиля Дарзиня в 1952 году, был талантлив. Харальд Ритенберг, Валдис Янцис, Лаймонис Шмитс, Инесе Юргене, что уж говорить о Марисе Лиепе ... Я назвал самых знаменитых. Да, математику, историю, языки, географию, естествознание они изучали вместе - танцоры и музыканты. Лишь по специальности каждый посещал свою школу. Раймонд был старостой класса. И это тоже кое-что значит. Весной 1952 года, когда Рига пахла сиренью, росшей у Оперы, и веселыми бензинными парами, все они стали выпускниками. 17 мая 1952 года, в возрасте 16 лет, будущий пианист Раймонд Паулс пишет в альбом своей одноклассницы Ингриды:

 Крепко стой, 
 Продолжая прежний бой! 
 В сотнях всяческих личин
 Враг у тебя один. 

 По духу своему себя слеплю, 
 Свой мир я сам себе возьму.
 Сам близких выберу себе и сам
 Замыслю и создам свою судьбу*.

^* (Стихи Я. Райниса.)

Точка. Сегодня, зная его как личность, можно сказать, что вряд ли это случайные слова. Тут, пока еще воспринимая все довольно светло и добро, юноша верит в "свою судьбу", в сотворение самого себя "по духу своему". И его дух, его "мир" - это джаз. Жанр, в котором он хочет выразить себя как художник. У автора этой книги просьба: ни секунды не предполагайте, что Раймонд Паулс пытался когда-нибудь противопоставить эстраду и артистов эстрады - серьезной музыке, ее создателям и исполнителям. Декан Латвийской Государственной консерватории Марк Слуцков сказал мне: "Я ни на миг не сомневаюсь, что Раймонд Паулс, посвяти он себя этому, был бы очень хорошим концертмейстером и выдающимся пианистом серьезного жанра".

Раймонд Паулс и Гунарс Кушкис

И вот в конце лета 1953 года происходит то, что должно было произойти: ректор консерватории, доцент Янис Озолиньш получает заявление от Р. Паулса. К заявлению приложена автобиография, в которой сказано:

Я родился 12 января 1936 года в Риге, в семье рабочего. Отец, Волдемар Паулс, работал тогда на Илъгюциемской стекольной фабрике стеклодувом, мать, Алма Паулс, - вела домашнее хозяйство.

В 1939 году стал заниматься в детском садике 1-го музыкального института. Через пять месяцев институт закрыли, и я продолжил учебу, беря частные уроки у пед. Зариня.

В 1941 г., когда фашистская Германия напала на Советский Союз, наша семья перебралась жить к отцу матери, в Видрижскую волость Саулкрастского района. Прожив там несколько месяцев, мы вернулись в Ригу. В Риге прожили все годы оккупации. В это время возможности регулярно заниматься не имел. Учился у нескольких педагогов: проф. Зостса, пед. Даугуле и доц. Эглите.

В 1943 году поступил в общеобразовательную 7-ю рижскую начальную школу.

В 1944 г., когда стало известно, что Советская Армия приближается к Риге, наша семья, чтобы избежать бомбежек, отправилась жить к отцу матери, в Видрижскую волость. Там мы и встретили Советскую Армию. В 1944 году прервано было также мое музыкальное образование.

Как только Советская Армия освободила Ригу, мы отправились туда. В Риге я продолжил занятия в 7-й школе и одновременно обучался игре на рояле у пед. Травиня.

В 1946 году я поступил в нынешнюю Ю-летнюю музыкальную школу им. Э. Дарзиня при консерватории ЛCCP, где учился у проф. Дауге, а позже у ассист. Боровской.

В 1949 г. я закончил 7-ю рижскую начальную школу и перешел учиться по общеобразовательным предметам в 10-летнюю музыкальную школу.

В 1950 г., в возрасте 14 лет, вступил в комсомол.

В 1952 г. закончил среднюю школу и в то же самое время 8-й класс по музыкальным предметам. После окончания средней школы остался в 9-м классе 10-летней музыкальной школы, так как хотел основательно подготовиться к вступительным экзаменам в Государственную консерваторию Латв. ССР, 9-й класс закончил весной 1953 года, и теперь хочу продолжить образование в Государственной консерватории Латв. ССР.

Кроме меня в семье есть сестра Эдите, которая осенью начнет учиться в 8-м классе 2-й средней школы. Отец в настоящее время работает на Рижской текстильной фабрике, мать - домохозяйка.

20/VII-1953 г.

Р. Паулс

Личное дело студента Раймонда Паулса, начатое в учебной части консерватории 20-го июля 1953 года и закрытое в июне 1958 года, свидетельствует, что на вступительных экзаменах по специальности соискатель играл прелюдию и фугу Баха, Первую часть сонаты B-dur Бетховена, "Джульетту" Прокофьева и Прелюдию sol Рахманинова, получив общую оценку "4" и такой отзыв профессора Зостса: "Исполнение говорит о несомненных способностях. Впредь большое внимание следует уделять проблемам исполнительским". Далее - оценки на вступительных экзаменах по обязательным предметам: сольфеджио - 5, подпись - М. Гольдин; теория музыки - 5, подпись - Л. Гарута; гармония - 5, подпись - М. Гольдин; музыкальная литература - 4, подпись - Я. Витолиньш.

Раймонд Паулс с улицы Нордекю, 8, кв. 1 стал студентом 1-го курса исполнительского отделения Латвийской Государственной консерватории по классу фортепиано, вел который профессор Герман Браун. Ему присуждается стипендия в размере 220 рублей (в старых деньгах. - Ред.), но уже 15-го сентября он пишет директору заявление: Прошу разрешить мне работать в 10-летней музыкальной школе им. Э. Дарзиня концертмейстером на полставки. Поперек текста по диагонали: Разрешаю работать с условием, что это не помешает учебе в консерватории. Подпись - Я. Озолиньш. В том же самом (1953) году, в декабре, в учетную карточку студента занесено: Замечание за непосещение занятий без уважительной причины.

Через год новое заявление: Прошу разрешить мне работать пианистом в эстрадном оркестре Клуба автодорожников. Работа моя не помешает занятиям в консерватории. Герман Браун на этот документ отреагировал кратко: Согласен. Доцент Янис Озолиньш снова по диагонали: Разрешаю с уел., что не помешает учебе, т. е. не будет пропускать из-за работы лекции и др. занятия. Еще через год, 24 марта 1955 года, студент Раймонд Паулс пишет: Прошу разрешить мне работать пианистом в оркестре Клуба медицинских работников. Работа не помешает занятиям в консерватории. Это будет моим единственным местом работы. Янис Озолиньш снова разрешает и снова с условием не пропускать лекции.

Герман Браун

Затем - 1957 год. Очередное заявление студента 5-го курса Р. Паулса: Прошу разрешить продолжить работу в эстрадном оркестре филармонии.(В заявлении - просьба продолжить работу. Разрешения начать ее во вновь созданном профессиональном ансамбле то ли не подшили к делу, то ли - вообще не существовало. Возможно, Раймонд поступил в оркестр без специального разрешения и теперь, "разоблаченный", просит снисхождения.) На бумаге этой целых три резолюции: Рассмотрение вопроса отложить до тех пор, пока не вернется педагог Я. Озолиньш. Десятью днями позже педагог вернулся: Согласен, с условием, что не будет участвовать в выездах (если выезд более 1-2 дней). Г. Браун. В самом низу листа финальное: Разрешаю при вышеупом. условиях. Я. Озолиньш. А в учебной карточке: За непосещение лекций и неподготовленность к занятиям по специальности объявлен строгий выговор. И сразу под этой записью, в том же самом году: Объявлена благодарность за хорошие артистические достижения. И еще один документ: оценки на экзаменах при переходе с курса на курс. Они - только хорошие и отличные. Исключение - одна тройка за все годы. Да и та не по специальности.

"Да, таким был наш "трудный", но необычайно яркий и талантливый студент Раймонд Паулс, - говорит декан Марк Слуцков, - как сегодня помню, до чего талантливо он и Герман Браун за вторым роялем исполнили Фортепианный концерт Отара Тактакишвили. Играть в паре - это требует чрезвычайно отточенной техники и большой музыкальности. Воспитанник Германа Брауна справился блестяще ... Такого не забыть ... Ну и не забыть, как мы его предупреждали, пугали, угрожали - мол, не исправится, не допустим к государственным экзаменам. Не забыть и того, как на одном из консерваторских вечеров, уже в поздний час, он вышел на середину улицы, встал на рельсы, поднял руку и остановил трамвай, мчавшийся в депо. Просто так - взял и остановил ... Ему, Раймонду, все давалось легко. И уж если на вступительном экзамене по гармонии он получил у Гольдина "5", то я представляю себе, как он знал предмет. Получить у Гольдина "пятерку", - покачав головой, старейший преподаватель консерватории разводит руками и добавляет: читай сегодня рефлектанты с листа, как в свое время Раймонд Паулс, пришлось бы ставить "10" с плюсом".

Я беседую с Имантом Кокарсом. Учился он вместе с Раймондом, музыкальный вуз закончил на год раньше. Теперь - профессор и ректор консерватории. Шестой по счету ректор. Первый - Язеп Витол, основатель Латвийской консерватории, закончивший Петербургскую консерваторию, один из любимейших учеников профессора Римского-Корсакова ... Потом - Пауль Йозуус, третий ректор - профессор Альфред Калниньш - с 1944 по 1948 год, четвертый - профессор Екабс Мединьш - с 1948 по 1950 год, пятый - профессор Янис Озолиньш - с 1951 по 1978 год. Ныне, уже четвертый год,- профессор Имант Кокарс. Да, поколение, заканчивавшее в конце пятидесятых годов вузы, сегодня уже руководит, учит, творит жизнь своей республики, рискует, влияет, несет ответственность за многое.

В разговоре о Раймонде Паулсе Кокарс интеллигентно сдержан: "Раймонд в ту пору? Трудный. Да, трудный". И ни слова больше.

Спрашиваю Эдгара Звею - певца, который исполнял первые сочинения студента консерватории и пианиста Рижского эстрадного оркестра, добавим - сочинения человека весьма скептичного, не всегда тактичного, но изумительного профессионала, - Раймонда Паулса.

- Все началось чуточку раньше, - говорит заслуженный артист республики Эдгар Звея, появление которого на латышской эстраде сегодня, через 25 лет, Раймонд Паулс оценивает как событие, как переворот в жанре.

- Когда раньше? - продолжаю я следовательским тоном - таким вот образом мне совсем недавно удалось выведать много ценного у Галиса Матисса, свидетеля тридцатых годов. А сейчас передо мной - живой герой эстрадной песни пятидесятых годов. Человек, который в пятидесятые и шестидесятые годы считался в каждом латышском доме чуть ли не членом семьи ... Да, его емкий, задушевный голос, льющийся из радиоприемника, источал одновременно доверие и искренность. После войн и беспорядков, после голода, мрачных слухов и взрывов - исцеляющиеся поколения на пути к разнообразию, к разветвлению культуры встретилось с голосом Эдгара Звеи. Пора, которая, если проводить параллели, во всесоюзной радиопрограмме означена эстонцем Георгом Отсом. В то время опрос читателей газеты "Падомью Яунатне" показал: каждый седьмой радиослушатель в Латвии - поклонник Георга Отса и нашего Эдгара Плуксны, а каждый третий - Эдгара Звеи.

- Раньше? - Эдгар Звея припоминает. - Если совсем точно, то в 1956 году меня пригласили на запись эстрадного секстета Латвийского радио. Там я и познакомился с молодым парнем с третьего курса консерватории. Мы тогда не записывали ни Паулса, ни вообще латышских несен. В то время записывали "Сибоней" и "Бесаме мучо" ...

Смеюсь, вспоминая о забавном, знакомом и дорогом ... Еще бы - эти "Сибоней" и "Бесаме мучо" были жутко популярны. А вместе с ними - и Звея. После него эстрадные песни зазвучали по радио в исполнении Айно Балини, Валентины Бутане, Арнольда Лининя, Маргариты Перконе, Яна Крузитиса. Вслед за ними ; пришли Маргарита Вилцане, Ояр Гринберге, Здислав Романовские.

Да, эти трое возвестили начало победной эры Раймонда Паулса на сцене филармонии, но Эдгар Звея был первым. С тем лини, отличием, что выступал не на эстраде, а в Рижском театре оперетты.

- Молодой человек, которого звали Раймонд Паулс, показал мне однажды свои песни. Записали. Это были лирические сочинения на слова Альфреда Круклиса: "Зимний вечер" и "Мы встретились в марте". Людям нравилось, мне нравилось. Раймонд тоже был удовлетворен ... Может быть, даже доволен.

- И вы продолжали сотрудничать?

- Да, разумеется. Стал актуальным девиз о создании национального эстрадного искусства. "Сибоней" и "Бесаме мучо", конечно. хороши, но - заимствованы ... Раймонд был очень предприимчивым, энергичным и ... греховным. Я пытался его время от времени воспитывать, говорил: "Молодой человек, не надо так, возьмите себя в руки, поберегите свои силы ..."

- А он что?

- Что он, что он ... Взглянет на меня исподлобья, буркнет: "Старче, все будет в порядке!" - и ноль внимания, конечно. Я на двенадцать лет старше Раймонда ... Вот так он и носил мне свои песни. Закончу в оперетте утреннюю репетицию, думаю - сейчас домой пойду, отдохну. Ан нет - в вестибюле уже дожидается молодой человек. "У меня новая вещь, - говорит, - надо записать". - "Дайте, посмотрю". - "Чего там смотреть, - говорит, - записываем, пошли на радио" ... Меня чрезвычайно поражали профессионализм и виртуозность Раймонда Паулса - студента, двадцатилетнего юнца. Такого концертмейстера я в своей жизни еще не видывал, хотя уже тогда проработал в "певчих" театрах одиннадцать лет. Любой нотный материал безошибочно играл на месте, сходу, словно даже и во сне только о нем и думал ... Помню, приехали из Москвы, со Всесоюзного радио, записать что-нибудь новое из только что народившейся латышской эстрады. Взяли и инструментальную музыку Раймонда. Записали, но раза три-четыре просили повторить. И каждый раз пианист поражал москвичей новой, самостоятельной импровизацией - не дублировал ни одного предыдущего варианта ... Песни Паулса с самого начала были мелодичными, простыми, медленными, красивыми. В то время, правда, песни быстро приедались. Их не хватало, крутили по радио с утра до вечера, по десять раз за день ... Я сам себя выключал ...

- Какие же песни приносил вам Раймонд?

- Да разве все припомнишь ... Ну, например, "Веселый трубочист", "Старая береза", "Каштан" ... Круклис, похоже, побывал в Карпатах - они с Раймондом написали "Воспоминания о Карпатах". Потом появились "Когда падают звезды", "Белочка". На Кубе свершилась революция, и Раймонд написал "Моя Куба" - темпераментную испанскую вещь ... Был он тонким, сухощавым. Я и сам не из толстяков, а он - еще худее меня ... Вообще - странный человек. Его отношение к людям, поведение, манеры тогда особого уважения не вызывали. А вот игра на рояле - это да. И еще странным казалось мне несоответствие между его внешним скептицизмом, даже издевкой, и музыкой, лиризмом, нежностью, чувствительностью его песни, то есть - душой.

- В 1976 году, достигнув сорокалетия и отмечая свое двад цатииятилетие в музыке, Раймонд устраивал свои ретровечера ...

- Да, это были удачные и очень важные для меня концерты. Я исполнял песни Раймонда Паулса двадцатипятилетней давности. Позже подготовил целую ретропрограмму и при полном зале повторил ее на селе 38 раз, а в Риге - 21. На одном из своих концертов он сказал мне: "Эдгар, я хочу что-нибудь написать для тебя в театре. Мы ведь вместе начинали, ты тогда "вытащил" мои песни". Я отнес ему либретто "Сестры Керри", созданное Карлисом Памше. На следующий вечер Раймонд сказал: "Да, это я беру". Если сравнить первые его песни с "Сестрой Керри", станет очевидным, как фантастически он вырос. Насколько сильна теперь его музыкальная драматургия ...

Янис Иванов

Эдгар Звея уходит в Ригу. Стройный, энергичный, сам молодой душой и не стареющий для нас. Уходит и никак не уйдет. Уже в дверях разговариваем о нехватке либретто оперетт, мюзиклов, водевилей. Да, куда ни глянь, отовсюду требуют. Требуют песен, пьес, стихов, опер, романов, либретто. Все театры переполнены. Жаждет, толпится народ. Такого в Латвии не бывало. Работа для социологов. Точнее, психологов-социологов.

Я уже говорил вам, как успешно "трудный" студент Раймонд Паулс закончил консерваторию. Отец на госэкзамене, на концерте сына, не присутствовал. Они с матерью годами заменяли сыну святого Себастьяна, и вот Раймонда возводят, наконец, на эту самую башню, а они не идут на экзамен. Наверное, рассердились на что-то. Зато пришли отцовские товарищи по работе, простые рабочие с текстильной фабрики. Позже они говорили: "Мы плакали, когда играл ваш сын".

Оценили молодого пианиста не только эти рабочие. Его вы дающийся талант был признан и государственной комиссией, предложившей блестящую возможность - аспирантуру в Ленинградской консерватории. Выпускник отказался. Он не был психологически готов к такой нагрузке.

14-й послевоенный выпуск нашей консерватории по классу фортепиано в тот год закончили девять молодых музыкантов, среди них Ольгерт Цинтинып, Инесе Глудиня, Валдис Янцис, Зигрида Урга. Работу Раймонду искать не пришлось - он уже играл в Рижском эстрадном оркестре. Его знали как виртуоза джаза, как оркестровщика, сочинителя "инструменталок" и автора лирических песен. В нем соединилось все, что способны дать ранняя игра "под нажимом", четкие основы, заложенные в музыкальной десятилетке педагогом Ольгой Боровской, а также бесконечный тренаж в клубах и ресторанах ... И, разумеется, все, что дал ему педагог и концертмейстер, пианист Герман Браун. Без его поддержки, его отеческой опеки и защиты путь Раймонда к вузовскому диплому наверняка оказался бы куда тернистей. Может быть, пусть на время, но был бы прерван. И, принимая во внимание увлечения студенческой поры, вряд ли вообще бы возобновился. Профессор разыскивал своего упрямого и своенравного воспитанника на дому, уговаривал его, гнал на экзамен, писал открытки, подстегивал, стыдил, понимал и поддерживал. Добивался одного - чтобы не пропадал, пришел. Он знал - если Раймонд придет, то сыграет отлично. Пришел, сыграл, победил. В тот раз, на 14-м послевоенном выпуске, ученику было 22 года, его педагогу - 40, а Латвийскую консерваторию Герман Браун закончил ровно двадцать лет назад - в 1938 году, еще при Витоле.

Браун был одним из самых выдающихся концертмейстеров в Советском Союзе, об этом свидетельствуют многочисленные благодарности, почетные звания, поощрения, в том числе благодарность министра культуры СССР Е. Фурцевой - на третьем Международном конкурсе имени Чайковского в Москве он выступал как концертмейстер. Его путь к высотам искусства говорит сам за себя: после окончания Латвийской консерватории совершенствовался. в Париже у профессора Лазаря-Леви, у Казадези, Карто, Лонг и Воровского. Во время войны играл во фронтовых ансамблях. Еще не капитулировала фашистская Германия, а Герман Браун уже собирается в Ригу, осенью 1944 года участвует в восстановлении Даугавпилсской музыкальной школы. Дальнейший путь доцента и профессора известен - педагог, концертмейстер филармонии, оперы и радио. Активно концертирует. За участие в Будапештском международном конкурсе получил медаль "Лучший аккомпаниатор" ... Однажды я спросил у него: "Профессор, что вы скажете о Раймонде теперь, когда он стал прославленным эстрадным композитором?" Герман Браун глянул на меня своими черными глазами, полыхнувшими пламенем первобытного костра. Глазами, еще более темными и огненными в обрамлении седин. Глянул и сказал: "Разумеется, я хотел бы, чтобы мой Раймонд играл Баха и Бетховена. Но он так отлично работает в эстраде, могу ли я его упрекнуть?"

Раймонд Пауле - пианист РЭО

Профессор был одним из тех немногих людей, которых Раймонд позднее приглашал на каждый свой юбилей и чествование. Герман Браун умер 18 декабря 1979 года в Силве, в клубе лесопитомника, умер после концерта, прислонясь головой к плечу певца Эдгара Звеи. Еще один человек в жизни Раймонда Паулса был потерян внезапно и безвозвратно.

А тогда, весной 1958 года, Раймонд не думал о смерти близких, товарищей и друзей. Тогда они были веселы. Разве мог он себе представить, предположить, что вся эта веселая орава не вечна? Что не вечен горбун Лео Кокле - художник, в мастерской которого всегда найдешь приют, если станет грустно, что не вечен боготворимый им скрипач и саксофонист Гунарс Кушкис, не говоря уж о Рингольде Оре - молодом, талантливом музыканте, который на год раньше закончил консерваторию и сразу стал руководителем только что созданного Рижского эстрадного оркестра. Но пройдет всего несколько лет, и его уже не будет ... Значит ли это, что долю не сотворенного ими возьмут на себя живые? Возможно.

Еще только 1958 год, и латышская эстрада ищет свой путь самовыражения. Раймонд Паулс стоит у колыбели этого жанра. Несколько лет назад некий американец, шофер "студебеккера" вместе со своими друзьями-музыкантами снес границы между жанрами. Обладателя своеобразной музыкальной манеры звали Элвис Пресли. Возникло новое направление, которое поздней назовут рок-музыкой. Что же натворили Элвис Пресли и его попутчики? По-ученому, пользуясь музыкальной терминологией, - сплавили воедино мелодическую чистоту американских народных песен с экспрессивностью и ритмами негритянских блюзов. Разумеется, рок-музыка, как и всякое искусство, социально мотивирована. Тогда, в пятидесятые годы, по мнению американского писателя Джери Хайнса и музыкального критика Ричарда Херрингтона:

... молодая Америка увидела в музыке Пресли средство выражения своей тайной неудовлетворенности. Она сделала Пресли своим кумиром, а рок - символом борьбы против расовых запретов, сексуальных табу и устаревших традиций.

С Анете

Пройдут годы, и несметное число музыкантов, певцов и групп реализует себя именно в роке, но по-прежнему во всем мире это направление будут воспринимать как всего лишь развлекательное. Будут - до 14 августа 1969 года. Дня, когда на Вудстокском фестивале, проходившем на молочной ферме, в 120 километрах от Нью- Йорка, рок, наконец, признают серьезным, стабилизировавшимся жанром, влияющим на целые поколения музыкантов и слушателей. Весь Вудстокский фестиваль, и в особенности новаторский стиль игры гитариста Джимми Хендрика, докажет, что рок-музыка в самом деле является искусством самых широких слоев народа. Искусством, не только претендующим на создание истинных духовных ценностей, но и реализующим эти претензии.

Для чего я все это рассказываю? Для того чтобы еще раз подтвердить тонкость предчувствия, точность ощущения эпохи, присущие главному герою этой книги. Раймонд Паулс - отнюдь не типичный сочинитель рок-музыки, он уже к моменту расцвета этого направления демонстрировал не только свое профессиональное мастерство, но и позицию музыканта по отношению к этому поистине актуальному и серьезному эстетическому явлению в искусстве. А конкретно - написал "Пять песен на слова Дайны Авотыни". Разумеется, большая часть слушателей была ошарашена и даже изъявила недовольство. Без энтузиазма, само собой, восприняли цикл бюрократы ... По-моему, в нашей республике цикл этот, который Арнольд Клотинып назвал единственным в Советском Союзе сочинением подобного стиля и размаха, не получил того признания, как, скажем, в крупных индустриальных городах Российской Федерации, где ансамбли рок-музыки с восторгом включили отдельные песни Раймонда Паулса в свой репертуар. Всесоюзное признание придет десятью годами поздней, но уже тогда, по-моему, композитор встал в первые ряды советской эстрадной музыки.

Надо сказать, что уже в консерватории Раймонд Паулс, проявляя живой интерес к легкой музыке, желал не только утвердиться в ней, но и стать одним из создателей нового, не разработанного еще жанра. Ощущение этого предназначения неосознанно прорывается в его джазовых импровизациях как при исполнении классики, так и при сочинении собственных вещей. Но его первые - лиричные песни, раскрывающие интимный мир человека через десять-одиннадцать лет после самой чудовищной войны и причиненных ею бед, включая сюда и эрозию душ, тоже были проявлением творческой, первооткрывательской миссии, хотя сам Раймонд Паулс такого никогда не скажет. В конце концов, эта миссия реализуется и в его обработках народных песен, хоровых песнях, в театральной песне, продолжившей традиции отца латышского театра Адольфа Алунана.

Я хочу сказать, что выпускник консерватории Раймонд Паулс в 1958 году был уже на пути к серьезной работе. Белинский сказал о Пьере Жане Беранже: "В песнях Беранже выявляется суть национального духа Франции".

Процитировав Белинского, я вовсе не приглашаю вас напрямую, механически, отнести эти слова к Раймонду Паулсу и Латвии. И время другое, и композитор другой, он, в отличие от Беранже, - не поэт. Но аналогия есть, Раймонд Паулс поднял престиж песни в самых широких слоях народа. Поднял, честно и открыто заявив, что монументальные жанры ему не по плечу. И вот тут-то хочется сказать: "Спокойно! Пока трудно сказать, что для Паулса посильно, и что он еще создаст. Возможно, он и сам этого не знает". Но то, что он сделал с песней, под силу только целеустремленному человеку, пришедшему в музыку с глубоким знанием всех ее жанровых основ Скажем так: академизм, вкус и основы техники он приобрел в музыкальной школе и консерватории - то есть в рае, а виртуозность и раскованность за роялем в "кабаках" и на "балёхах" - то есть в аду. Вот таким: изруганным и образованным, вызывающим и талантливым, черным и белым, хорошим и плохим, Раймонд Паулс в 1958 году захлопнул за собой дверь основанного профессором Нзепом Витолом вуза. Скажи ему кто-нибудь, что в этот дом по улице Кришьяниса Барона, 1 через 22 года он вернется строгим и требовательным педагогом - он посчитал бы такого провидца психом и посоветовал лечиться. Но еще больше изумился бы, услышав, что на работу его примет ректор Имант Кокарс, вместе с которым в студенческие годы играли в одном эстрадном оркестре и немало покуролесили.

И все-таки - да, этот дом дождется его. Дом, который выстроен по проекту первого архитектора-латыша Яниса Бауманиса в 1873 году. В году, когда в Латвии состоялся первый Праздник песни. В году, когда Песня и Дух оплодотворились. В году, когда одна из хористок пела, уже ощущая в себе плод. Дитя назовут Эмилем. Дадут фамилию- Мелнгайлис^*. В том году, году наших Песен.

^* (Крупнейший латышский композитор и музыкальный фольклорип 11874-1954).)