Первая попытка сочинения симфонии пришлась на трагический январь 1924 года. В день похорон В, И. Ленина, как и по всей стране, в Петрограде зазвучали траурные гудки и сирены. В невыразимом горе, выйдя на морозные улицы города, вместе с петроградцами прощался с В. И. Лениным студент Шостакович, вспоминал, как семь лет назад поздним апрельским вечером у Финляндского вокзала слушал он пламенные слова вождя. Общее горе вызвало новую жажду творчества, В дни, когда повсюду трудовой народ произносил клятву верности делу Ленина, молодой композитор начал сочинять Ленинскую симфонию. Спустя полвека Шостакович вспоминал: "Я находился под сильным впечатлением кончины Ленина. Меня глубоко волновали события, всколыхнувшие всю страну... именно в ту пору возникла у меня мысль написать большую симфонию, посвященную памяти Владимира Ильича Ленина".
Писал упорно. "Осуществить тогда мое заветное желание я, разумеется, не мог - был слишком молод, неопытен, иеподготовлеи". Пришлось отступить, но осенью все-таки вновь стал писать симфонию: "Пытался все же выразить охватившие меня мысли и чувства. И многое в ней - ...траурное шествие, трагические эпизоды в финале, да и некоторые другие страницы музыки непосредственно навеяны переживаниями тех дней".
Активная стадия сочинения Первой симфонии началась со второй половины октября 1924 года. Высидев положенные часы в "Сплендид-паласе", композитор торопился к столу, чтобы записать вторую часть - скерцо. Начал с ритмически острой музыки в стиле, который применил в двух предыдущих оркестровых скерцо, - это было проще, привычней и давало необходимый "разгон" для дальнейшего, основного.
Сочинение первой части пришлось на вторую половину декабря; в январе и феврале 1925 года Шостакович от сочинения почти ничем не отвлекался и смог написать в клавире к 15 февраля три части - все, кроме финала. "Финал не написан и не пишется, - сообщал он 15 февраля В. Богданову-Березовскому. - Выдохся с тремя частями".
В марте 1925 года отправился в Москву: там в Малом зале консерватории впервые исполнялись сочинения Д. Шостаковича и его московского друга, молодого композитора В. Шебалина. Шостакович играл свои Фантастические танцы, вместе с Л. Обориным - Сюиту для двух фортепиано, посвященную памяти отца, аккомпанировал виолончелисту А. Егорову три виолончельные пьесы. На подготовку ушло недели полторы. Концерт большого успеха не имел. Сочинения Шостаковича раскритиковали за незрелость, надуманность. Неудача очень его огорчила, но не только не погасила, а, наоборот, усилила композиторскую энергию.
Возвратившись в Ленинград, он принялся упорно сочинять финал, к 1 июля начисто закончил, переписал всю партитуру Первой симфонии и понес ее Глазунову. Тот просмотрел написанное внимательно, нашел неблагозвучия: ему показались неоправданно резкими сочетания во вступлении, и он их старательно исправил.
После двукратной редактуры автор передал симфонию дирижеру Николаю Андреевичу Малько, который всего лишь год назад после долгого отсутствия возвратился в Ленинград и занял должность главного дирижера филармонического оркестра, начав также преподавательскую деятельность в консерватории. На Шостаковича его внимание обратил выдающийся московский музыкант-теоретик Болеслав Леопольдович Яворский. Присутствуя по приглашению Оборина и Шебалина на мартовском московском концерте, Яворский поверил в талант Шостаковича. Ободренный похвалами Яворского, композитор сыграл ему фрагменты симфонии, и 51ворский тотчас лее написал Малько, горячо рекомендуя сочинение для исполнения. Просьбу поддержал Борис Владимирович Асафьев - поборник новой музыки, блестящий музыкант-исследователь, принимавший непосредственное участие в определении репертуара Филармонии и Мариинского театра.
Дмитрий Шостакович на выставке Б. Кустодиева. 1920 г. Рис. Б. Кустодиева
Малько симфония понравилась. Его предложение включить симфонию в программу встретило, однако" возражения дирекции Филармонии, заявившей: "Шостакович молод и может еще год подождать".
Помогла поддержка Ассоциации современной музыки - организации, ставившей целью распространение творчества композиторов XX века и заинтересованной в показе цельной, большой программы из произведений ленинградских композиторов; симфония Шостаковича, одобренная такими музыкантами, как Асафьев, Яворский, нравившаяся Малько, должна была открывать намеченную программу как работа автора, представлявшего молодое композиторское поколение. Малько доказывал, что написанное Шостаковичем "рельефно... легко воспринимается... доступно...", что "Шостаковичу надо... только начать...".
Общими усилиями зимой 1926 года утвердили программу, включавшую также кантату "Двенадцать" для хора и симфонического оркестра Ю. Вейсберг и небольшую симфоническую картину И. Шиллингера "Поступь Востока".
Узнав о концерте, Шостакович весной вновь тщательно проверил партитуру, устранил вкравшиеся при переписке ошибки, кое-что подправил в оркестровке.
В марте в Ленинград приехали выдающиеся французские музыканты Дариус Мийо и Жан Вьенер, и Шостакович сыграл им еще не исполненную симфонию. Мийо она запомнилась; возвратившись в Париж, он написал о знакомстве с "юным музыкантом в больших очках, который показал свою симфонию". Это было первое общение Шостаковича с зарубежными композиторами-современниками, чью музыку он изучал и ценил.
Репетиции симфонии в Ленинграде принесли молодому автору неописуемую радость. Впервые он слышал свою музыку в оркестре. И она звучала, да еще как! Не зря он сидел над задачами по инструментовке, старательно и терпеливо "переводя" на оркестр романсы, фортепианные пьесы. Теперь требовательный Малько не мог придраться к Шостаковичу, а оркестранты - всегда наиболее строгие критики - репетицию симфонии закончили аплодисментами.
Софью Васильевну с работы на репетиции не отпускали, и сын часто звонил ей, сообщая обо всех подробностях.
В ночь перед концертом он не сомкнул глаз: воображение рисовало страшные картины провала. Тягостно тянулся день 12 мая. Из Москвы, чтобы поддержать его, приехала Татьяна Гливенко - семнадцатилетняя дочь ученого, простодушная и ласковая; с ней Дмитрий подружился в Крыму и сразу был захвачен глубоким юношеским чувством, отразившемся в Трио для скрипки, виолончели и фортепиано, которое посвятил Т. И. Гливенко.
Сестры, обычно шаловливые, веселые, в этот день приумолкли. Взволнованная мать, понимавшая смелость, необычность и значение филармонического дебюта, тоже не находила слов, чтобы успокоить сына.
Кинотеатр 'Баррикада' (бывш. 'Светлая лента'), где Д. Шостакович работал в 1923 г. Фото 1978 г
"В половине девятого мы приехали в Филармонию, - делилась она потом воспоминаниями об этом дне с Клавдией Лукашевич. - К девяти часам зал был полон. Что я почувствовала, увидев дирижера Николая Малько, готового поднять свою палочку, невозможно передать. Могу только сказать, что иногда бывает трудно пережить даже великое счастье... Все прошло блестяще - великолепный оркестр, превосходное исполнение! Но самый большой успех выпал на Митину долю. По окончании симфонии Митю вызывали еще и еще. Когда наш юный композитор, казавшийся совсем мальчиком, появился на эстраде, бурные восторги публики перешли в овацию..."
Скерцо пришлось бисировать - случай редкий при исполнении новых симфоний. Премьера оказалась примечательной еще и потому, что стала вехой музыкального радиовещания. До этого музыку передавали из маленьких радиостудий. 12 мая 1926 года впервые в Ленинграде была осуществлена попытка передать целый концерт непосредственно из Большого зала Филармонии.
После концерта Зоя Шостакович и Татьяна Гливенко потихоньку унесли из артистической афишу "на память" - попросить стеснялись. В прекрасном белоколонном трехсветном зале Филармонии Шостаковичи чувствовали себя робкими гостями.
На скромный ужин в квартире на улице Марата собрались консерваторские друзья композитора. Это была перва.я в жизни Шостаковича послепремьерная встреча, ставшая потом семейной традицией - каждое первое исполнение новых сочинений завершать ужином в кругу друзей и близких. 12 мая засиделись до двух часов. Разошлись белой ночью - тот май выдался холодным: в ночь на 13 мая температура понизилась до минус двух градусов. Малько, взволнованный премьерой, возвращался пешком до Садовой улицы, думая о Шостаковиче, о его будущем. Той же ночью он записал: "У меня ощущение, что я открыл новую страницу в истории симфонической музыки, нового большого композитора".
Суждения прессы, отзывы музыкальных критиков были гораздо более сдержанными. Историческое зна oчение премьеры еще не осознавалось - это пришло гораздо позже. Весной 1926 года газеты и музыкальные журналы отмечали успех в спокойных тонах. Произведение, увлекающее и поныне свежестью чувств, психологическим проникновением, упрекали в отсутствии "темперамента, эмоциональной возбужденности, широкого захвата", в том, что "живописная деталировка заменяет задачи психологического порядка". Были и другие критические замечания, их высказал Шостаковичу после исполнения глава московской композиторской школы Николай Яковлевич Мясковский, к которому Шостагович специально поехал для консультации.
Стремление Малько продвинуть симфонию в программы периферийных концертов не встретило поддержки местных администраторов, отнесшихся к молодому неизвестному дебютанту с нескрываемой настороженностью. В июле Малько удалось уговорить директора Харьковской филармонии включить симфонию в программу летних концертов. Для ее пропаганды Малько дал харьковской газете интервью о Шостаковиче - первый отзыв о нем в периферийной прессе. Кроме того, он включил в программы харьковских концертов выступления Шостаковича-пианиста - с Первым концертом П. И. Чайковского ив отдельном вечере - с сольной программой, включавшей собственные фортепианные сочинения, трио и пьесы Листа. После харьковского дебюта Малько было уже легче включать симфонию в программы выступлений в Баку, Кисловодске. Все это время дирижер вел интенсивную переписку с молодым композитором; в ответных письмах Шостакович делился мыслями об оркестровке, исполнительстве. Опасений за судьбу симфонии он не испытывал.
Вскоре в Ленинград пришла весть: немецкий дирижер с мировым именем Бруно Вальтер запросил партитуру, ознакомившись с ней, пришел в восторг, откладывать дела не стал и уже 5 мая 1927 года провел премьеру в Берлине. Почин не остался незамеченным: Леопольд Стоковский, следивший за сенсационными новинками, продирижировал симфонией в США, в Филадельфии, в ноябре 1928 года.
Кинотеатр 'Аврора' (бывш. 'Пикадилли'), где Д. Шостакович работал в 1925 г. Фото 1978 г
Имя молодого композитора становилось известным за рубежом.
* * *
Успех должен был окрылить его. А он, наоборот, вскоре испытал острое недовольство собой, тем, что делал, что умел. Успех стал казаться ему случайным, неоправданным, незаслуженным. Написанное быстро представилось пройденным этапом. Нетерпеливо хотелось иного. Без внешних поводов, без каких-либо трудностей или неудач, в ореоле успеха он вдруг пришел к выводу, что большая часть прежде написанного примитивна. В огшь полетели изорванные ранние сочинения - пьесы и даже опера "Цыганы". (Чудом уцелели несколько номеров этой оперы, а тему из ранней пьесы он восстановил спустя полвека, использовав ее в заключительной пьесе "Бессмертие" цикла на стихи Микеланджело).
В состоянии депрессии он готов был считать, что композитором не будет, веру в свой дар потерял.
Что же осталось? Пианизм, не свои, а чужие сочинения, еще не изученное - вся область современной музыки, не входившей в консерваторские программы, не принимаемой Глазуновым, Штейнбергом, но активно пропагандировавшейся Асафьевым.
По совету Асафьева молодой композитор ознакомился со многими сочинениями, впоследствии прочно вошедшими в сокровищницу музыки XX века, с творчеством композиторов, о которых он много лет спустя писал, что они заслуживают тем большего уважения за то, что "вопреки кричащей "музыкальной моде" отстаивают принципы настоящего искусства, способного вызвать у слушателей ответный отклик, заставить их задумaться над важными и сложными проблемами". Речь шла о Б. Бартоке, А Онеггере, Г. Вилла-Лобосе, Д. Мийо, Ж. Вьенере, Ж. Орике, Ф. Пуленке. Внимательно изучил он написанное И. Стравинским, П. Хиндемитом, вникая в их мастерство и композиторскую психологию.
Как и ожидал Асафьев, познание и сравнение убедило Шостаковича в собственных композиторских возможностях и быстро возвратило к творческой работе. Зимой 1926 года Шостакович обнародовал фортепианную сонату: 12 декабря она была исполнена автором в Малом зале Ленинградской филармонии. Критика оценила ее гораздо более сдержанно, нежели симфонию. Хотя Шостакович и дал сонате обязывающее название - "Октябрьская", условность программы была очевидной, язык же сонаты показался усложненным, суховатым, недостаточно мелодичным. Учитывая это, автор на премьере в Москве, пренебрегая традициями, ошеломил слушателей двукратным исполнением сонаты подряд. Д. Б. Кабалевский, присутствовавший на премьере в Бетховенском зале Большого театра, вспоминал: "...в целях лучшего усвоения этой музыки я сыграю ее еще раз, - тихо, застенчиво сказал композитор, когда смолкли аплодисменты, снова сел за рояль и еще энергичнее и убежденнее, чем только что до этого, повторил свою Первую сонату. По совести говоря, я не слишком уверен в том, что слушатели... и после второго раза достаточно хорошо "усвоили" это сложное, громоздкое, во многом необычное сочинение". Для новых исполнений сонаты у Шостаковича времени уже не было: возвратившись в Ленинград, он стал готовиться к Международному конкурсу имени Фридерика Шопена в Варшаве. Так как после симфонии молодой композитор запустил фортепианные упражнения, Софье Васильевне пришлось на время закрыть двери квартиры даже для друзей, создав таким образом сыну условия для самых интенсивных занятий за инструментом. До конкурса оставалось немногим больше месяца, а программа его была внушительной: в двух турах надлежало сыграть полонез, балладу, два ноктюрна, два прелюда, два этюда, две мазурки и концерт по выбору - фа-минорный или ми-минорный. Примерно треть программы Шостакович должен был учить заново.
Д. Шостакович в период написания Первой симфонии
Но задачи трудные он всегда любил. Конкурс заставлял работать с упорством, вновь часто встречаться с Николаевым, играть ему, углубленно постигая законы артистизма.
Такие усиленные занятия быстро принесли плоды: три недели понадобилось Шостаковичу для подготовки программы. Когда друзья вновь собрались в гостиной на улице Марата и уселись вокруг фортепиано, чтобы послушать конкурсную программу, перед ними, как вспоминал Богданов-Березовский, "предстал совсем новый пианист-исполнитель, со своим светлым и свежим "слышанием мира", со своей звонкой и многотембровой палитрой, и при этом скорее пианист-зодчий, конструктор и ваятель, чем пианист-живописец".
21 января молрдые советские участники конкурса выехали в Варшаву, а спустя два дня у Шостаковича случился приступ аппендицита. Все-таки он поднялся, превозмог боль - от конкурса ни за что не хотел отказываться, и уже 25 января играл в первом туре в зале "Варшавской филармонии. Прошел на второй тур, где имел большой успех: варшавская пресса отмечала простоту, естественность, благородство его трактовки.
Награда была не высокой - всего лишь почетный диплом. Но Шостаковичу дали возможность выступить с концертами в разных польских городах; в зале Варшавской консерватории он сыграл Первую сонату. Писатель Ярослав Ивашкевич пригласил его в свой дом, чтобы поиграть на фортепиано, принадлежавшем знаменитому польскому композитору Каролю Шимановскому, здесь тоже прозвучала соната. Шостакович явно старался обратить внимание польской музыкальной общественности на свое творчество, и это ему удалось: "Я до сих пор помню то глубокое впечатление, которое произвело на всех это юношеское произведение, - рассказывал композитор и дирижер Казимир Вилкомирский. - Поражала оригинальность музыкального языка, резко отличающегося от современного западноевропейского стиля, непривычного для уха, воспитанного на русской классике. Сила воздействия этой музыки была поистине потрясающая".
Возвратившись в феврале в Ленинград, Шостакович успел попасть на два из четырех ленинградских филармонических концертов Сергея Прокофьева. После длительного пребывания за рубежом Прокофьев предпринял большое турне по родной стране, играя собственные фортепианные вещи. Впечатление было значительным: пианизм Прокофьева по-особому высветил его творчество. Для Шостаковича это был пример неразрывней связи пианизма с творчеством, заставивший задуматься о репертуаре, характере игры, о возможности сочетания творчества с исполнительством, как это делал Прокофьев. Навестив его в гостинице "Европейская", Шостакович сыграл ему свою сонату. Прокофьев выделил ее из многих услышанных им тогда сочинений молодых ленинградцев. Похвала ободрила, и молодой композитор, "изголодавшись" по сочинению, за полтора месяца написал десять фортепианных пьес "Афоризмы" - единым потоком, легко, доверяясь вдохновению, почти без черновиков, экспериментируя с завидной смелостью; пробовал себя в форме музыкальных "масок", допускал неожиданные условности, намеренные упрощения, приемы то резкие, то неуловимо расплывчатые, преображая, переосмысливая привычные жанры - ноктюрн, элегию, этюд, серенаду.
"Афоризмы" Шостакович сыграл в ленинградских концертах Ассоциации современной музыки и опубликовал в издательстве "Тритон" - кооперативной организации, успешно занимавшейся выпуском музыкальных сочинений преимущественно советских авторов.
Творческая активность, Шостаковича обратила на себя внимание не только в Ленинграде: постепенно он утверждался как один из самых деятельных, талантливых молодых композиторов страны. Потому весной 1927 года Агитотдел музыкального сектора Государственного издательства, занимавшийся публикацией и распространением сочинений советских композиторов, передал ему заказ на симфоническое сочинение к десятилетию Октября.
Это был почетный заказ. Заканчивавшееся первое десятилетие страны утвердило прочность провозглашенного Октябрем нового строя. Провалились многочисленные попытки белогвардейцев и интервентов уничтожить его. Победив в гражданской войне, народ, руководимый партией большевиков, преодолел разруху и накапливал силы для перестройки промышленности, сельского хозяйства. К людям искусства предъявлялось требование активного участия в возрождении культурной жизни народа. Музыка должна была адресоваться самым широким массам. Действительность требовала злободневных откликов. Это рождало формы прямо агитационные - такие произведения тогда называли "агитационной" музыкой.
Дом № 52 по Невскому проспекту, где в двадцатые годы проходили концерты Кружка друзей камерной музыки. Фото 1978 г
Шостакович был близок к ней многими своими предыдущими сочинениями - от злободневных пьес 1917 года, мечтаний о Ленинской симфонии и до Первой фортепианной сонаты, названной "Октябрьская".
С 1927 года в Ленинграде после небольшого перерыва возобновились грандиозные массовые агитационные представления на революционные темы, проводившиеся у Фондовой биржи, на Дворцовой площади. В их организации участвовали замечательный режиссер Константин Марджанов, известная театральная художница, друг М. Горького Валентина Ходасевич (позднее оформлявшая балет Шостаковича "Золотой век"): сюжеты были посвящены эпизодам 9 января 1905 года, штурму Зимнего дворца в Октябре 1917 года, сражениям гражданской войны и всегда сопровождались музыкой - играли духовые оркестры, пели хоры. Представления побудили художника Б. М. Кустодиева изобразить их на красочных полотнах, восхищавших Шостаковича: он не пропускал ни одного такого праздника, а когда к ним прибавились массовые олимпиады с карнавальными шествиями, хорами в сто тысяч человек, стал сам участвовать в их организации. Руководил олимпиадами знакомый Шостаковичу талантливый музыкант-хоровик И. В. Немцев.
Все эти впечатления отразились во Второй симфонии, создававшейся с энтузиазмом. Чтобы узнать жизнь рабочего класса, ощутить производственную атмосферу, он бывал на заводах, в цехах. Решил даже ввести в симфонию гудки. Руководителю Агитотдела Льву Владимировичу Шульгину писал по этому поводу: "Я специально ездил недавно на завод и прислушался, какова тесситура, гудков... Вы ведь говорили, что можно было бы такие гудки построить... Итак, еще раз прошу насчет гудка... и чтобы он интонировал очень точно... Вскоре я буду знать, какие мне еще гудки понадобятся, - сообщу Вам. Всего гудков, вероятно, нужно будет 3, максимум 4". Для хорового финала композитор использовал заимствованные из газеты стихи Александра Безыменского, популярного комсомольского поэта - мастера агитационной поэзии. Хор заканчивался взволнованными призывами-лозунгами о Великом Октябре и В. И. Ленине.
Октябрь! - Это - солнца желанного вестник.
Октябрь! -o Это - воля восставших веков.
Октябрь! - Это - труд, это - радость и песня.
Октябрь! - Это - счастье полей и станков.
Вот знамя, вот имя живых поколений:
Октябрь, Коммуна и Ленин.
Всю симфонию длительностью в двадцать минут Шостакович написал дней за сорок; осенью, отдыхая от напряженной работы в санатории "Кубуч" в Детском Селе, занялся проверкой нотной корректуры. Симфония была названа "Посвящение Октябрю". В канун праздников Ленинградская филармония подвела итоги конкурса на музыкальное сочинение к десятилетию Советской власти: за симфонию "Посвящение Октябрю" Д. Д. Шостаковичу присудили первую премию. Десятая годовщина Октября отмечалась в Ленинграде - колыбели революции - особенно торжественно. Приехали М. И. Калинин, В. В. Куйбышев, А. В. Луначарский, Г. В. Чичерин. К торжествам приурочили и исполнение "Посвящения Октябрю". Тогда-то имя молодого композитора стало известно С. М. Кирову, возглавлявшему Ленинградскую партийную организацию. Первого ноября Шостакович писал Л. В. Шульгину: "Только что я пришел с репетиции, где в 1-й раз оркестр Филармонии под управлением Малько играл "Октябрю". Звучит здорово... Сегодня была репетиция без хора. С хором будет или в пятницу, или в субботу. С некоторыми хоровиками я говорил. Они говорят, что очень легко и удобно петь. Хорошо укладывается в голосе. Исполняться будет 6-го ноября".
Узнав о новом юбилейном сочинении, Ленинградский союз просвещения, объединявший учителей го" рода, попросил передвинуть премьеру на 5 ноября, когда в Большом зале Филармонии должен . был проходить митинг работников просвещения.
Митинг начался в девять часов вечера и закончился в одиннадцать. Шостакович сообщал Л. В. Шульгину: "Мою пьесу начали играть в 11 3/4. Оркестр страшно утомился от ожидания. Публика тоже. Несмотря на это обстоятельство, "Октябрю" прошло блестяще. И хор, и оркестр, и дирижер были на высоте положения. Успех внешний был весьма солидный. Меня вызвали 4 раза. После этого еще много хлопали, но я больше не выходил".
6 ноября симфонию исполнили вновь после митинга- для работников науки, 15 ноября симфонию повторили; в этот вечер Шостакович сыграл как солист Первый фортепианный концерт П. И. Чайковского. В декабре состоялась премьера в Москве, в присутствии автора. Успех был большим. Массовая аудитория, любители музыки, музыканты-профессионалы восприняли "Посвящение Октябрю" как сочинение, открывающее широкий путь революционной теме в советской музыке, и ради этого прощали молодому автору сложности стиля, некоторые натуралистические детали. В музыкальных журналах писали, что в "Посвящении Октябрю" "идея революции дана в стремительном, динамически взрывчатом, громадном по размаху развертывании творческих сил", что симфония рисует "образ скованной, подавленной гнетом массы, которая хочет сбросить иго господства и принуждения и все более и более крепнет и революционизируется". Симфонию считали украшением юбилейного симфонического сезона, открывающим путь новым произведениям такого же характера.
Шостакович, ободренный успехом, вскоре написал еще одну симфонию - "Первомайская", тоже одночастную, хотя и несколько большего объема - на тридцать минут звучания, с заключительным хором на стихи Семена Кирсанова. Сыгранная впервые в ленинские дни - 21 января 1930 года для рабочих в Московско-Нарвском доме культуры имени М. Горького, симфония вызвала еще более многочисленные, чем предыдущая симфония, одобрительные отклики. В ней находили влияние революционной песенности, элементы ораторства, изображение подъема, порыва народной массы. После "Первомайской" уже можно было говорить о прочном утверждении революционной темы как в творчестве Шостаковича, так. и у других композиторов: М. Ф. Гнесина, Ю. А. Шапорина, В. В. Щербачева, В. В. Дешевова.
Дом № 19 по улице Халтурина, где жил М. Н. Тухачевский. Фото 1978 г
Шостакович воспринял успех как доказательство общественной значимости его труда. Работа становилась все более насыщенной. Ничем не поступаясь, он совмещал два рода деятельности - композиторскую и исполнительскую: в концертах систематически участвовал как признанный пианист, владевший многими формами исполнительства, сочиняя, пробовал себя и в миниатюре, и в симфонии, задумывал и подыскивал сюжет для оперы. Только в одном 1927 году помимо участия в Международном шопеновском конкурсе, сочинения симфонии, цикла "Афоризмы" он выступале исполнением сонаты, октета, разных песен и романсов вместе с певицей Лидией Вырлан, участвовал в концертах учеников Л. В. Николаева в Москве и Ленинграде, работал пианистом в театре Мейерхольда.
Все смелей и активней искал и находил Шостакович формы работы в разных сферах музыки, постоянного участия в развитии советского искусства.