Экскурсия в орган

Вот и наступило время долгожданной экскурсии. Мы отправляемся в Концертный зал имени Чайковского.

Начнем экскурсию с осмотра кафедры органа. Это настоящий пульт управления, на котором, кроме клавиатур, размещено более двухсот разных элементов - кнопок, рычажков, сигнальных лампочек.

Кафедра имеет четыре ручные клавиатуры - они называются мануалами. Есть и ножная клавиатура - педаль. Клавиши у педали большие, длинные, они широко расставлены, чтобы музыкант, нажимая какую-то из них, не задел случайно другую.

Внутри органа зала имени П. И. Чайковского. Видны открытые и закрытые металлические трубы

Орган состоит из восьмидесяти одного регистра, следовательно, на пульте расположено столько же рычажков для их включения. Рычажки располагаются одним рядом над мануалами и по два ряда справа и слева. Над каждым рычажком установлена сигнальная лампочка: когда регистр включен, она загорается, выключен - гаснет.

Некоторые рычажки включения регистров дублируются над педалью - здесь в два ряда расположены большие кнопки, которые включаются и выключаются ногами.

Управление органом электромеханическое, и это предоставляет органисту любопытную возможность: он может переключать группу регистров, относящуюся к одному из мануалов, на любой другой мануал и даже на педаль - как ему удобно в данный момент. Для этого пульт имеет еще несколько кнопок и сигнальных лампочек.

Эти трубы настраиваются пригибанием или отгибанием полоски металла, вырезанной в верхней части каждой трубы

Под мануалами расположились кнопки с весьма интересным назначением: это управление машиной памяти. Да, орган имеет память, а нужна она вот для чего. Во время исполнения трудно переключать регистры, особенно если нужно сбросить десяток-два одних и ввести столько же других - это какое же количество рычажков необходимо выключить и включить во время коротенькой паузы в музыкальном произведении! Машина памяти облегчает задачу: перед концертом в нее вводятся нужные наборы регистров, она их запоминает, а потом любой из этих наборов можно включить нажатием одной кнопки.

Мы помним, что каждая органная труба (а следовательно, и каждый отдельный регистр) звучит всегда с одной и той же громкостью. Но орган тем не менее располагает широчайшим диапазоном громкости. Посмотрим, как изменяется сила звучания инструмента.

Левой ногой музыкант вращает валик крещендо, отчего один за другим подключаются новые регистры и звучание становится громче и громче. Если вращать валик в обратную сторону, регистры постепенно отключаются. Причем действие крещендо видно на стрелочном указателе, расположенном на пульте прямо перед глазами органиста: чем ближе стрелка к своему крайнему правому положению, тем больше регистров участвуют в усилении звука.

Рядом с валиком крещендо находится педаль швеллера, управляемая правой ногой. Швеллер - это стенка внутри органа, устроенная наподобие жалюзи. Часть регистров располагается за такой стенкой. Закрывая жалюзи педалью, можно приглушать звучание этих регистров.

На этом осмотр кафедры закончим. Отметим еще, что пульт оборудован мягким освещением, которое не бьет в глаза, но делает отчетливо видимым каждый элемент управления.

Прежде чем отправиться внутрь органа, зададим вопрос музыканту, которому через полчаса предстоит здесь играть. Это солист Московской государственной филармонии Гарри Яковлевич Гродберг.

- Гарри Яковлевич, для вас кафедра органа - рабочее место. Мы убедились, что она похожа на сложнейший пульт управления. Не следует ли из этого, что вы одновременно и музыкант, и оператор?

- Только если забыть о людях, которые через полчаса будут меня слушать. Но тогда вообще можно сказать, что я не только оператор, но и чернорабочий, потому что исполнение на органе - это и физический труд. Однако слушатель не должен видеть моего труда, поэтому я и сам не думаю об этом. Если он увидит, что я работаю, музыка для него кончится. А если мне покажется, что орган стал слишком сложным для меня, я выберу шарманку - ведь это тоже орган, причем проще некуда: крути себе ручку, и все. А по мне, чем сложнее, тем проще. Это не парадокс. Чем многограннее инструмент, тем щедрее он разрешает мне выбирать оттенки звучания. А выбор зависит от таланта, вкуса, опыта и даже возраста музыканта. Десять лет назад я выбирал одни сочетания регистров, сегодня другие. А завтра... Орган позволит мне выбирать и завтра, и послезавтра, и еще через десять лет - ведь он неисчерпаем. И не только позволит, но и поможет: я вижу в нем советчика, тонкого и умного. Вообще для меня орган почти живое существо...

Поблагодарив Гарри Яковлевича, мы идем внутрь органа.

Напомню еще раз, что вход туда строго-настрого запрещен. Это правило распространяется на всех, кроме органных мастеров. Тем более нет никаких экскурсий в этот инструмент. Но поскольку мне удалось все-таки пройти сквозь систему запретов, я беру вас с собой - в книге это возможно. Точнее, не я веду вас, а всех нас ведут органные мастера Игорь Андреевич Кобозев и Вадим Алексеевич Набатников.

Орган располагается в огромном таинственном помещении за сценой. Призвав на помощь воображение, нетрудно представить себе, что находимся мы не в здании современного концертного зала, а в каком-нибудь старинном соборе: двадцатый век остался за дверью, а здесь все так, как было сотни лет назад. Сумрачное пространство разбито деревянными антресолями на три этажа, к ним ведут крутые лестницы, тоже деревянные. Трубы тесно располагаются на площадках всех этажей, оставляя лишь узкие проходы. Впечатление средневековья усиливается еще и тем, что кое- где рядом с трубами лежат гусиные перья.

Мастера предупредили нас, чтобы мы ходили осторожно и ни в коем случае ни до чего не дотрагивались. Мы и ходим бочком по узким проходам, передвигаемся почти неслышно, только ступенька скрипнула, когда поднимались по лестнице.

Но вот первое впечатление улеглось, и мы начинаем осматриваться внимательнее. Замечаем, что некоторые трубы не уместились в своем этаже, пробили площадку и забрались в следующий, а самые большие деревянные трубы пронизывают все три этажа и едва не упираются в потолок здания. Мастера показывают нам и самую маленькую трубочку - размерами и формой она похожа на металлический стержень от шариковой ручки.

А всего в этом органе девять тысяч труб.

Знакомясь с воздуходувной машиной, мы вновь возвращаемся в двадцатый век, потому что крыльчатку вращает электродвигатель. Он вместе с крыльчаткой вынесен за пределы главного помещения органа и находится в специальной камере с толстыми стенами, чтобы в зале не было слышно шума работающего мотора. Воздух подается в кожаный мех, похожий на мех баяна, только очень большой: представьте себе куб со стороной примерно в метр. И еще отличие - мех растягивается не в сторону, как у баяна, а вверх. Сверху на мех кладут груз - чугунные чушки. Мех «дышит», выравнивая давление воздуха, идущего от крыльчатки. Когда включено немного регистров и расход воздуха невелик, мех растет в высоту, запасая лишний воздух. Когда же органист включает новые регистры или берет многозвучные аккорды, мех под действием груза отдает свои запасы. А чтобы давление совсем выровнялось, из большого меха воздух идет еще и в малые мехи, расположенные на каждом этаже органа. И только пройдя весь этот путь, воздух попадает в виндлады - так называются деревянные ящики, в которые вставлены нижние концы труб. У некоторых виндлад одна из стенок делается из стекла. Сквозь стекло мы видим электромеханические реле, соединенные с клапанами.

Еще один уголок органа

Мастера знакомят нас с системой управления. Когда музыкант нажимает клавишу, импульс электрического тока от замкнутого клавишей контакта включает сигнальное реле. Оно, в свою очередь, посылает импульс в коммутатор-распределитель - вот он, этот прибор, заключенный в черный футляр. Если должен звучать только один регистр, из коммутатора выходит тоже один импульс и попадает на реле клапана. Но если в данный момент включено сочетание нескольких регистров, сигнал от клавиши размножается в коммутаторе и распределяется по всем участвующим в исполнении регистрам.

С коммутатором-распределителем соединена машина памяти. Управляется она, как мы уже знаем, с кафедры, а здесь машина сама, когда это нужно, управляет коммутатором-распределителем.

Пока мы осматривали орган, подошло время концерта. Мастера попросили нас быть особенно осторожными и намекнули, что пора покидать орган. Выбираемся мы уже под звуки труб. Здесь, внутри органа, эти звуки не складываются в музыку, потому что идут они и сверху, и снизу, и с разных сторон, а то вдруг рявкнет труба над самым ухом. К тому же сквозь трубный глас пробиваются звуки немузыкальные: стучат клапаны, щелкают реле.

В зале, конечно, не слышно ни стука, ни щелканья. Зато великолепно слышна музыка...

Да, а для чего все-таки нужны гусиные перья? Об этом и кое о чем другом мы узнаем, поговорив с мастерами.