Внук революционера

...Белой июньской ночью 1866 года тюремный возок, запруженный парой лошадей промчался от Николаевского вокзала по Невскому проспекту, свернул на Садовую улицу, оставив в стороне Михайловский замок, Летний сад, Марсово поле, подъехал по наплавному мосту к Петропавловской крепости и остановился у Комендантского дома, где помещалась канцелярия крепости.

Два жандарма ввели в канцелярию молодого человека - светловолосого, худого, подвижного, в очках. С чуть заметным польским акцентом он назвал свою фамилию - Шостакович, ответил на несколько вопросов плац-майора, после чего его отправили в каземат, где уже находились арестованные, как и он, по делу Дмитрия Каракозова Петр Маевский, Максимилиан Маркс, Болеслав Трусов и другие участники революционных кружков.

Хотя с 4 апреля 1866 года, когда у Летнего сада Каракозов стрелял в Александра II, прошло несколько месяцев, этот дерзкий, отчаянный акт продолжал оставаться в центре внимания русской общественности. Газета "Колокол", издававшаяся А. И. Герце ном в эмиграции, в Лондоне, писала о деле Каракозова, дважды упоминая и Болеслава Шостаковича.

Следствие вела комиссия во главе с генералом М. Н. Муравьевым, прозванным "вешателем" за жестокие расправы с участниками освободительного движения. Шостаковича обвиняли, судя по материалам комиссии, "в укрывательстве осужденного на каторжные работы государственного преступника Ярослава Домбровского и составлении для него подложных видов". Было доказано, что Шостакович организовал побег Домбровского из московской пересыльной тюрьмы, укрыл этого видного деятеля польского революционного движения на квартире своей возлюбленной Варвары Калистовой, раздобыл подложные документы, с которыми Домбровскому удалось выехать в Петербург, а оттуда за границу.

Комиссия не без основания полагала, что Болеслав Шостакович был причастен не только к подготовке побега Домбровского: ведь в конце 1864 года, когда Калистова скрывала Ярослава Домбровского в Москве, у нее жила жена Чернышевского Ольга Сократовна; из квартиры Калистовой она уезжала со старшим сыном в Петербург, чтобы в Петропавловской крепости проститься с мужем перед его отправкой в Сибирь. Болеслав Шостакович, видимо, обсуждал с Ольгой Сократовной возможность побега Н. Г. Чернышевского. У Шостаковича пытались вырвать на допросе и эти сведения. Но в процессе участвовал опытный адвокат Дмитрий Васильевич Стасов - отец выдающейся большевички Е. Д. Стасовой. Он сумел искусно отвести опасные вопросы, доказывая, что, поскольку Шостаковичу не предъявлено обвинение в непосредственных связях с Чернышевским, суд не имеет права допрашивать его об этом.

Д. Д. Шостакович

Надежды комиссии на то, что у молодого Шостаковича - на вид совсем подростка - многое удастся выведать, не оправдались. Именно двадцатилетний Болеслав Шостакович оказался необычайно упорным и изворотливым. Следователь Черевин признавался: "Трусов и Шостакович играли комедию раскаяния, постоянно плача, ничего, однако, не показали ни о себе, ни о своих сообщниках. Многоречивые их ответы в итоге ничего не значили и свидетельствовали о ловкости и увертливости, между тем, им много было, без сомнения, известно".

Более трех месяцев провел Болеслав Шостакович в Петропавловской крепости. В сентябре огласили приговор. Шостаковича осудили к пожизненной ссылке в Томскую губернию.

...Вновь тюремный возок промчался по улицам Петербурга, теперь уже в обратном направлении - на Николаевский вокзал. От Петербурга в тюремном вагоне до Москвы, оттуда до Нижнего Новгорода и каторжным этапом в Сибирь-таков был путь революционера.

Ярослав Домбровский стал генералом Парижской коммуны и погиб на ее баррикадах. В. И. Ленин в статье "Национальный вопрос в нашей программе" отмечал, что память о Домбровском "неразрывно связана с величайшим движением пролетариата в XIX веке".

Болеслав Шостакович вместе с Варварой Калисто-вой, обвенчавшейся с ним в Сибири, всю жизнь провел там, сохраняя верность свободолюбивым идеалам. В 1872 году, как видно из документов, хранящихся ныне в Центральном государственном историческом архиве, министру внутренних дел доносили из Третьего отделения о том, что "Шостакович оказывается ловким, вкрадчивым, с большим авторитетом среди ссыльных. Он открыто объявляет, что "никогда убеждений своих не изменит" и "всем ссыльным сочувствует"". На донесении рукой министра помечено: "Государь император высочайше повелеть соизволил... сослать Шостаковича в более далекую глухую местность, где он не мог бы иметь никаких отношений к ссыльным".

Болеслав Петрович Шостакович, дед композитора. 1906 г. Публикуется впервые

В глухом Нарыме Шостаковичи, лишенные права переписки, прожили несколько тяжелейших лет, но и Нарым не сломил их волю. Болеслав Петрович изучал политическую экономию, счетоводство, географию, Варвара Гавриловна обучала грамоте крестьянских детей.

В Нарыме у Шостаковичей родился сын Дмитрий - отец будущего композитора. Он был третьим ребенком в семье.

Чтобы дать детям образование, Болеслав Петрович добился перевода в Иркутск, где стал работать в банке и продолжал помогать ссыльным. Его товарищ по революционной борьбе Л. Ф. Пантелеев в книге, опубликованной в 1905 году, вспоминал Шостаковича, как человека, сохранившего верность идеалам молодости, относя его к тем, кто продолжал "считать себя связанными с шестидесятыми годами".

В 1906 году Б. П. Шостакович приезжал в Петербург и долго жил у сына Дмитрия, на Подольской улице, в доме № 2.

По примеру Болеслава Петровича и Варвары Гавриловны их дети, племянники, племянницы участвовали в общественном движении: это стало семейной традицией. Сыновья Дмитрий, Борис, Александр, обучаясь в Петербургском университете, участвовали в революционных выступлениях, за что Борис был исключен из университета. Племянника Варвары Гавриловны Александра Шапошникова (впоследствии крупного советского ученого-физика) исключали из университета дважды; его жену Евгению вместе с Марией Ильиничной Ульяновой - сестрой В. И. Ленина лишали права обучения на Бестужевских курсах.

Секретное письмо министру внутренних дел о ссыльном Б. П. Шостаковиче. 1872 г. Публикуется впервые

Дмитрий Болеславович с юности проявлял способности к естествознанию, химии, и это было замечено известным в Сибири преподавателем природоведческих наук Александром Станиславовичем Догелем, в 1895 году занявшим кафедру в Петербургском университете. В том же году Д. Б. Шостакович поступил на естественное отделение университета и Догель привлек его к исследованиям: студент написал обстоятельную статью о нервах в обонятельном органе у амфибии.

После окончания Петербургского университета Шостакович был приглашен Д. И. Менделеевым для работы в Главной палате мер и весов: начиналось интенсивное развитие науки об измерительных приборах, и Менделеев нуждался в молодых, энергичных помощниках.

Первоначально Дмитрий Болеславович занимал должность младшего поверителя, а с 1902 года - старшего поверителя палаты мер и весов, в обязан ности которого входили метрологические экспертизы, ответственные проверки измерительных приборов.

Свободное время Шостакович посвящал общественным делам: он был секретарем комитета помощи поморам Русского Севера, казначеем Общества сибирских студентов в Петербурге. Остроумие, доброта, общительность отличали молодого инженера. Был он любителем музыки: аккомпанируя себе на семиструнной гитаре, мягким глуховатым баритоном охотно напевал цыганские романсы, народные песни, знал оперный репертуар.

Увлечение музыкой сблизило его с ученицей консерватории Софьей Васильевной Кокоулиной, отец которой управлял прииском на реке Лене.

Дом № 2 на Подольской улице, где родился Д. Д. Шостакович. Фото 1978 г

Осенью 1902 года Дмитрий Болеславович и Софья Васильевна обвенчались. Поначалу молодые супруги поселились на Гагаринской улице (ныне улица Фурманова) в доме № 14, затем - в крохотной квартирке на Пятой линии Васильевского острова, где рядом жил брат Дмитрия Болеславовича - Борис.

В 1904 году палата мер и весов предоставила Шостаковичу казенную квартиру на Верейской улице в доме № 12. В последующие годы семье часто приходилось переезжать: в 1905 году - на Консисторскую (ныне Исполкомскую) улицу, в 1906 году - на Серпуховскую, и только к осени того же года они устроились окончательно на Подольской улице, 2. Здесь находилась Городская поверочная палатка, которая осуществляла контроль за находившимися в городе и его окрестностях измерительными приборами. Заведующим палаткой Менделеев назначил Дмитрия Болеславовича Шостаковича.

Ничем не примечательный дом кирпичного цвета, сохранившийся поныне, стоит на углу тихой улицы, неподалеку от Института метрологии имени Д. И. Менделеева, как теперь называется Главная палата мер и весов. Когда-то в этом районе, в казармах, был расквартирован Семеновский полк. Позднее улицы стали застраиваться доходными домами с комнатами, сдававшимися за умеренную плату мелким чиновникам, учителям, студентам. Первый этаж дома № 2 по Подольской улице палата мер и весов арендовала для служебных надобностей. Здесь находилась и квартира заведующего поверочной палаткой.

Забот и обязанностей у Дмитрия Болеславовича было много: он пользовался правом внезапных ревизий магазинов, лавок и, кроме того, занимался исследовательской работой в Главной палате мер и весов, общаясь с Менделеевым.

Семейная жизнь складывалась счастливо. Хотя сложность характера Софьи Васильевны - нервозность, бескомпромиссное отношение к людям при большой душевной отзывчивости - не всегда согласовывалась с добродушием и мягкостью Дмитрия Болеславовича, он преданно любил жену, во всем подчиняясь ее воле.

В 1903 году родилась дочь Мария, 12 сентября (по старому стилю) 1906 года в квартире на Подольской улице родился сын Дмитрий.

Софья Васильевна оставила занятия в консерватории: дети заняли главное место в ее жизни. Семья разрасталась. В 1909 году родилась младшая дочь Зоя. Для воспитания детей пригласили няню Екатерину Куль. Александра Романова - молодая крестьянка из Оредежа, приехавшая в город на заработки, стряпала, стирала.

Софья Васильевна Шостакович с детьми Дмитрием, Зоей и Марией. 1911 г. Публикуется впервые

Дни проходили по заведенному порядку. Рано утром, поцеловав детей, отец уходил на службу, где проводил иногда и вечера, занимаясь расчетами.

После кончины Д. И. Менделеева он ушел из палаты мер и весов, с 1910 по 1916 год руководил лесными и торфяными разработками на Ириновско-Шлиссель-бургской ветке железной дороги, с 1914 года одновременно состоял членом правления механического и трубочного завода "Промет".

Перемена работы заставила покинуть казенную квартиру на Подольской улице. Переехали на Николаевскую улицу (ныне улица Марата), в дом № 16, квартиру № 20: эта квартира сохранилась и поныне имеет тот же номер. Здесь Шостаковичи прожили около четырех лет и затем переселились в квартиру № 7 дома № 9 на другой стороне Николаевской улицы, чуть ближе к Невскому проспекту. Квартиру выбрали на последнем, пятом этаже, подешевле. Дверь вела в длинный узкий коридор с комнатами по обе стороны. Справа, в комнате с окнами на улицу, устроили гостиную с фортепиано и большим диваном, рядом - комнату для Дмитрия, кабинет отца и спальню. Маленькую комнатку слева заняли Мария и Зоя. В столовой помещался буфет во всю стену, узкий длинный стол, над которым нависала лампа с шелковым абажуром. К домашнему уюту Дмитрий Болеславович и Софья Васильевна были совершенно равнодушны. Вещи, купленные сразу после свадьбы, перевозились с квартиры на квартиру: громоздкий стол, шкаф со скрипучей дверцей, несколько этажерок, никелированные кровати с шишечками, старое разбитое фортепиано фирмы "Дидерихс". Детей одевали скромно: неизменной одеждой Мити были полотняные матросские костюмчики; в таком костюме он выступал даже в начальные консерваторские годы. В нем запечатлел мальчика художник Б. М. Кустодиев.

Дом был открытым, гостеприимным. Воспитанию детей помогала подруга Софьи Васильевны популярная детская писательница Клавдия Лукашевич. Первыми книжками, с которыми познакомился Дмитрий, - а читать он научился в четырехлетнем возрасте, - были книжки К. В. Лукашевич "Зернышки", "Азбука-сеятель", ее рассказы о замечательных людях России: докторе Ф. П. Гаазе, агрономе Ф. Я. Семенове, поэте В. А. Жуковском.

Музыку в этой семье очень любили. Вечерами музицировали у себя или на Верейской улице, в доме № 5, где жил врач Федор Граменицкий, дочь которого Марианна вместе с Марией Шостакович занималась игрой на фортепиано.

Дмитрий Болеславович Шостакович, отец композитора

Марию мать стала обучать музыке с восьмилетнего возраста. Пятилетнему Мите эти занятия не нравились: сестра с трудом осваивала ноты, мать раздражалась. Он старался не подходить к фортепиано. Но когда в соседней квартире, где жил зять К. В. Лукашевич, виолончелист-любитель Борис Андреевич Сасс-Тисовский, собиралось трио, мальчика не оторвать было от соседских дверей. "Чтобы лучше слышать их игру, я забирался в коридор и просиживал там часами", - вспоминал он спустя полвека. Свернувшись в кресле в гостиной, он мог подолгу слушать, как пел цыганские романсы отец или мать играла что-нибудь из "Евгения Онегина".

Родители на эту склонность внимания не обращали : мальчик ничем не выделялся - разве только кротостью и добротой. Мать начала его учить фортепианной игре только потому, что стремилась всех своих детей приобщить к музыке. Мария Дмитриевна Шостакович рассказывала: "Мать после одного из уроков со мной решительно заявила: "Теперь я буду обучать и тебя, Митя". На что брат попросил умоляюще: "Только не так, как Марусю. Только не по линеечкам". Покорившись матери, он уселся с ней за фортепиано - раз, другой, третий, и неожиданно выяснилось, что преподанное Софьей Васильевной он усваивал с необычайной легкостью; музыку запоминал мгновенно, руки приспосабливались к любой фактуре, даже "линеечки" он освоил как-то сразу, незаметно, с удовольствием стал на этих линеечках выводить свои знаки.

Впоследствии Шостакович назвал свою мать великолепным педагогом для начинающих, имея в виду ее умение быстро привить навыки фортепианной игры, приучить к самостоятельной работе за инструментом, к радости музицирования.

Когда через месяц после начала занятий Дмитрий сыграл с легкостью несколько сонатин Моцарта и переложение анданте из симфонии Гайдна, Софья Васильевна решила, что ее уроков для сына недостаточно, и привела его к Игнатию Альбертовичу Гляссеру, у которого уже занималась двенадцатилетняя Мария.

Имя Гляссера было известно в петербургском музыкальном мире. Выходец из Польши, ученик выдающегося немецкого пианиста и дирижера Ганса Бюлова, Гляссер организовал в Петербурге, на Владимирском проспекте в доме № 8, свою школу, или, как ее называли, Музыкальные курсы. Не чуждый общественных интересов, Гляссер возглавлял Петербургское общество музыкальных педагогов. Дочь его Мария была близка к большевистским организациям. С 1918 по 1924 год она работала в секретариате Совнаркома - сохранились адресованные ей ленинские документы.

Совершенствуя методику обучения, Гляссер искал приемы, способы, которые могли бы помочь учащимся, не имевшим, как правило, времени для многочасовой работы, быстро овладевать техническими навыками, прочно заучивать сочинения.

Улица Марата (бывш. Николаевская) в начале XX в

Уроки Гляссера Дмитрий усваивал старательно и быстро извлек из них немалую пользу - техника его действительно развивалась. Еще важнее была для него открывшаяся возможность концертных выступлений. Пусть это были детские концерты, в небольшом зале, скорее комнате с маленькой эстрадой, в присутствии, главным образом, родителей учеников, все же здесь он открыл радость успеха, познал, пока еще интуитивно, некоторые особенности концертной эстрады, а это побуждало не только к фортепианным занятиям, но и к сочинению музыки. Все чаще заставала мать в детской комнате маленького сына, старательно выводящего знаки на нотном листе.

Для основательного общего образования Дмитрия определили в коммерческое училище М. А. Шидловской на Шпалерной улице (ныне улица Воинова, 7): предполагалось, что Дмитрий пойдет по отцовскому пути, и коммерческое училище, а не классическая гимназия даст ему необходимые знания в области точных наук, бухгалтерии, финансов.

Состав учащихся у Шидловской был пестрым, дети жили интересами своих родителей, в бурное время стремительных общественных событий рано приобщаясь к политике.

С февраля 1917 года занятия были забыты. От Шпалерной и от Николаевской улиц было рукой подать до площадей, где шли митинги, манифестации. Туда неудержимо тянуло Дмитрия - в гущу людей, жадно внимавших лозунгам о мире, земле, хлебе. Страстные речи ораторов, разоблачавших антинародную политику Временного правительства, яростные споры защитников войны и ее противников, перекаты людских волн с их горячей активностью, рожденной революционным взрывом, - все это уже тогда ассоциировалось у мальчика и с музыкой. Во время июльской демонстрации на Невском проспекте городовой убил на его глазах ребенка. Много дней не могла Софья Васильевна успокоить сына. Заглянув как-то в его нотную тетрадь, она увидела крупно написанные строки с надписями "Траурный марш памяти жертв революции", "Гимн свободы" - то были первые сочинения ее сына. Даже десятилетие спустя Шостакович представлял себе гибель юного демонстранта так ясно, что впечатление это отразил в сочинявшейся тогда Второй симфонии "Посвящение Октябрю", в эпизоде перед вступлением хора.

В февральские дни 1917 года в семье Шостаковичей появился бежавший из красноярской тюрьмы большевик Максим Лаврентьевич Кострикин. По фальшивому паспорту он значился Юрием Соковницким. Паспорт раздобыл для него в Иркутске Болеслав Петрович. Дмитрий полюбил веселого дядю Максима, проявлявшего интерес к его фортепианным урокам и сочинениям. Вскоре в квартире устроили скромную свадьбу: Максим Кострикин женился на Марии - младшей сестре Дмитрия Болеславовича.

К Кострикину приходили друзья. Нередко в квартире давали приют скрывавшимся в те дни большевикам-подпольщикам. В долгих разговорах вечерами, когда собиралась вся семья, Кострикин не раз называл фамилию Ульянов, знакомую и по рассказам бабушки, Варвары Гавриловны, жившей в молодости в Нижнем Новгороде по соседству с Ильей Николаевичем Ульяновым. С матерью В. И. Ленина Марией Александровной Варвару Гавриловну связывала любовь к музыке:обе играли на фортепиано и вместе музицировали.

Рассказанное о Владимире Ульянове запомнилось Дмитрию. Как-то в пасхальный вечер 3 апреля 1917 года, гуляя с мальчиками из училища Шидловской по Николаевской улице, он увидел приближавшуюся колонну с алым знаменем - путиловцы направлялись к Финляндскому вокзалу. "Мы решили пойти со знаменем по направлению к Финляндскому вокзалу, привлекая внимание всех тех, кто пожелал бы встречать Ленина", - вспоминал этот необычный марш спустя полвека старый рабочий Ф. А. Лемешев. Несмотря на поздний час, Дмитрий вместе с ребятами из училища присоединился к колонне. У Финляндского вокзала мальчишек оттеснили от броневика, но он услышал речь Ленина. Облик вождя, страстность его речи, сила убежденности произвели впечатление неизгладимое. В 1961 году, сочиняя Двенадцатую симфо нию, Д. Д. Шостакович вспоминал: "Я был свидетелем Октябрьской революции, был среди тех, кто слушал Владимира Ильича на площади перед Финляндским вокзалом в день его приезда в Петроград. И хотя я был очень молод, это навсегда запечатлелось в моей памяти".

В 1918 году, когда стало ясно, что инженером Дмитрий не станет, Софья Васильевна определила его в школу, где обучалась Мария, на соседней Кабинетской улице (ныне улица Правды), в доме № 20; сейчас это помещение занимает детский сад.

Дом № 9 по улице Марата, где семья Шостаковичей жила с 1914 по 1934 г. Фото 1978 г

Школой руководила Мария Николаевна Стоюнина - видный педагог-организатор, жена писателя В. Я. Стоюнина, связанная дружбой с Анной Григорьевной Достоевской, которой она не раз оказывала материальную и нравственную поддержку; в письмах Достоевских Стоюнины упоминаются неоднократно.

В школе преподавали выдающиеся педагоги - профессора университета, Политехнического института. Сильным был и состав учащихся: некоторые из них стали впоследствии крупными учеными - А. И. Шальников, братья Порай-Кошицы. В школе уделялось также внимание искусству. Постоянно читались увлекательные лекции о живописи и архитектуре, завершавшиеся экскурсиями по Петрограду: так Шостакович постигал город Пушкина, Гоголя, Достоевского, Блока. В школьном зале устраивались концерты, неизменными участниками которых были Мария и Дмитрий Шостаковичи. Увлечение Дмитрия музыкой встречало понимание. Как вспоминал А. И, Шальников, "естественные науки его мало интересовали. Поглощенный музыкой, он рано повзрослел и, хотя не отставал в наших ребячьих затеях, все-таки оставался немного "в стороне", что нам не нравилось. Свои сочинения он играл, как и в последующие годы, нередко: мы уже тогда считали его композитором. А он ревностно относился к пианистическим успехам, крайне огорчался, если их не признавали. Сочинений же своих словно стеснялся".

С февраля 1917 года Дмитрию, как он сам впоследствии вспоминал, "стало скучно заниматься у Гляссера". Педантизм учителя сковывал. Как пианист Шостакович заметно перерос гляссеровских учеников. Композиторские его опыты Гляссер недооценивал, считая, что они отвлекают от фортепианного исполнительства; из-за недовольства учителя приходилось сочинять тайком от него. "Тем не менее, я продолжал сочинять и сочинил тогда очень много", - вспоминал композитор. Чтобы определить профессиональные перспективы сына и дочери, Софья Васильевна повела их к профессору Петроградской консерватории Александре Александровне Розановой, у которой сама когда-то обучалась.

Розанова согласилась давать фортепианные уроки, и Дмитрий вместе с Марией стали ходить к ней на набережную Фонтанки, 22. "В гостиной стояли два фортепиано, старинная мебель с вытканными пастушескими сценками на сидениях и спинках, лежала леопардовая шкура перед трюмо между окнами, закрытыми зелеными портьерами. Портрет М. И. Глинки с автографом его сестры Л. И. Шестаковой помещался на мольберте в углу, несколько портретов висело на стенах, кругом - множество цветов. Ожидая очереди заниматься, Митя играл с нами в железную дорогу или читал. Он был, как и впоследствии, слегка отчужденным, рассеянным, лохматым, в очках, скрывавших глаза" - такое впечатление о Шостаковиче сохранилось у племянника Розановой пианиста и музыковеда А. А, Розанова.

Новый педагог отнесся к композиторским опытам новичка со вниманием, считая, что композицией нужно заняться всерьез. Но как?

Для консерватории Дмитрий еще не был подготовлен. Обратились к Г. Ю. Бруни, обучавшему импровизации. Бруни попросил мальчика сымпровизировать вальс, восточную мелодию и нашел "данные". Хотя никаких конкретных советов он не давал, а чаще, как вспоминал Шостакович, на занятиях сам начинал импровизировать, уроки нравились мальчику: в импровизации он ощущал радость возникновения музыки, непосредственность музыкального переживания, возможность и границы передачи в звуках конкретного; с той поры сочинение музыки стало у Шостаковича всегда, по сути дела, высоко организованным процессом импровизации, когда пережитое, задуманное, сложившееся вырывалось потоком на норный лист.

Четыре месяца продолжались занятия у Бруни. Поскольку он теоретических знаний не давал, пришлось все-таки на месяц пригласить для уроков по элементарной теории музыки и сольфеджио консерваторского педагога, ученика Н. А. Римского-Корсакова А. А, Петрова. Под его руководством мальчик уверенно усвоил основы теории музыки.

Однако родители колебались в необходимости избрать для сына профессию музыканта: неопределенным, неясным представлялся этот путь.

"Летом 1919 года, видя мои упорные попытки к сочинению, меня повели к А. К. Глазунову", - вспоминал Д. Д. Шостакович, Встреча произошла на квартире композитора в доме № 8/10 по Казанской улице (ныне улица Плеханова).

Шостакович увидел немолодого, грузного, усталого человека с печальными глазами, говорившего тихим голосом и словно излучавшего доброту. Это помогло юному музыканту играть спокойно, сосредоточенна.

"Глазунов сказал, что композицией заниматься необходимо. Авторитетное мнение Глазунова убедило моих родителей учить меня, помимо рояля, композиции". Он посоветовал поступить в консерваторию", - вспоминал Д. Д. Шостакович спустя четыре десятилетия в своей "Автобиографии".