06.07.2018

Тамара Синявская: «Посвящаю много сил и времени конкурсу имени Муслима»

В июле отмечает юбилей народная артистка СССР, солистка Большого театра, а ныне профессор ГИТИСа Тамара Синявская. Популярность знаменитой меццо-сопрано была колоссальной, а ее дуэт с Муслимом Магомаевым обожала вся страна.

— Трудно быть педагогом?

— Я уже тринадцать лет преподаю вокал в ГИТИСе, где являюсь заведующей кафедрой, и для меня это огромная ответственность: не только перед своими учениками, но и перед коллегами. Это очень большая и очень трудная, я бы сказала, дипломатическая работа. Вы знаете, ведь каждый преподаватель стремится получить положительные оценки для своих учеников. Я человек объективный и всегда говорю то, что думаю. Разумеется, в подобающей форме — не обижающей ни студентов, ни педагогов.

— В период своей карьеры Вы не преподавали?

— Нет. И, на мой взгляд, правильно делала. Я человек импульсивный, на уроке отдаюсь без остатка, к концу рабочего дня меня уже просто не существует ни физически, ни эмоционально. А если вечером надо петь спектакль?.. Сидеть на двух стульях никогда не умела и не хотела.

— Частных учеников у Вас тоже тогда не было?

— Нет — ни тогда, ни сейчас. Частный ученик — не совсем серьезно. На мой взгляд, это означает, что у него может быть мимолетное увлечение, а для меня музыка — это осознанный и желанный выбор на всю жизнь, этому себя надо отдавать без остатка. Я настраиваю ребят на то, что в их жизни должна присутствовать только сцена и... если повезет, любовь и семья.

— Ваши сегодняшние студенты — какие они?

— Мне кажется, они во все времена одинаковые. Приходят цыплятами. Начинают знакомиться с историей театра, с историей музыки, узнают об исполнителях прошлого — и у них открываются глаза, а некоторые даже открывают собственные сердца. В этом смысле могу дать многое — если они, конечно, захотят это узнать. Слава Богу, безразличных глаз я не видела. Мои студенты «горят», влюбляются в избранную профессию. Конечно, у одного большие стремления, у другого — большой талант. Это необходимо приводить к гармонии: у заинтересованного развить задатки, у талантливого — пробудить интерес, желание стать широко образованным человеком, быть профессиональным, обаятельным, настоящим артистом на сцене, который умеет владеть тем даром, что подарил ему Господь.

— Но талант дается неравномерно...

— Конечно. У нас ведь театральный институт, и традиционно считалось, что лучшие голоса идут не к нам. Извините за нескромность, с тех пор как я стала заведующей кафедрой, требования к поступающим заметно изменились. Больше настаиваю на наличии красивого голоса. Поэтому желательно, чтобы человек имел хоть какое-то музыкальное образование, порядка двух лет музыкального училища, чтобы работа в институте начиналась не с нуля. Хотя бывает и такое, и тут я начинаю страдать, потому что для таких студентов четыре года — катастрофически мало. К концу четвертого курса они только-только начинают понимать, что пение в соединении с драматическим мастерством — это не так просто. А тут уже и выпуск — надо идти на подмостки профессиональных театров. Поэтому, когда мы принимаем молодых людей, я прошу комиссию это учитывать, и, слава Богу, ко мне прислушиваются. Поэтому-то у нас выпуски и получаются очень сильные — артисты, певцы, способные сразу включиться в работу на сценах музыкальных театров не только нашей страны, но и всего мира.

— Бываете ли сегодня в оперном театре как зритель? Нравится ли Вам то, что там происходит?

— Бываю, но очень редко. И думаю, я не имею права что-то серьезно обсуждать. Если бы я сегодня была театральным человеком, каким была в течение сорока лет своей жизни, когда знала все партии наизусть — и свои, и не свои, все спектакли, — тогда да, возможно было бы выносить какие-то суждения, вердикты. А сегодня, побывав на одном-двух представлениях, делать заявление о том, что все происходящее — это не то и не так, безответственно и даже неприлично. Сейчас другое время, другие требования, другие режиссеры, другие дирижеры. Музыка та же — прочтение иное.

— Подготовку вокалистов сегодня часто критикуют, говорят, что слишком много недоученных или плохо обученных, сырых попадает на сцену. Вы согласны с этим?

— Вы знаете, такие мнения были всегда. «Старики» и тогда говорили: «Вот в наше время...» Встречались артисты, которые приходили на профессиональную сцену недостаточно подготовленными: те, кто не успел доучиться или кто уже никогда не научится, даже находясь на сцене театра. И в том времени, и сегодня есть свои бриллианты, свои полудрагоценные камни.

— Несомненно, всем было ясно с самого начала, что с Вашим приходом в Большой в его короне засиял еще один бриллиант...

— Спасибо, но не все было так просто. Я пришла в Музыкальное училище при Московской консерватории, едва мне исполнилось 17 лет, а окончив его, волею судеб попала сразу в Большой театр, где столкнулась со столь мощными традициями, со столь сильными творческими личностями, что было просто невозможно не научиться профессии. До конца мы все равно всего не понимаем, и наша задача — всю жизнь учиться. Но я понимала, что не только театральная практика, но и высшее академическое образование мне необходимо. Поступила в Консерваторию, желая заниматься в классе у Виктории Федоровны Рождественской: слышала, как поют ее ученики, и мне это очень нравилось. К сожалению, ее класс был переполнен, и мне посоветовали взять академический отпуск и немного подождать (тем более, что возраст позволял), а самой сосредоточиться на работе в театре. Уже через месяц после поступления мне предложили спеть Ольгу в «Евгении Онегине» — это был беспрецедентный случай, но часть труппы уехала на гастроли в Милан, и нужно было выручать театр. Эта роль не главная, но для начинающей певицы достаточно большая и трудная.

Несмотря на колоссальную занятость в театре, я с самого первого дня искала своего педагога, с которым бы могла продолжить свое образование. С профессором Дорой Борисовной Белявской в свое время занимались Елизавета Шумская, Татьяна Шмыга. В ГИТИС я пришла именно поэтому. Это очень важно — найти своего педагога.

— Ваша музыкальность проявилась очень рано. Это шло из семьи?

— Нет, абсолютно. Моя мама никак не была связана ни с музыкой, ни с театром. Это было провидение: я начала ощущать себя артисткой года в три. А в шесть лет уже пришла в Московский дворец пионеров — сначала в танцевальную группу, потом в хоровую, где провела восемь счастливых лет. Можно сказать, что любовь к сцене родилась вместе со мной.

— Пение в хоре и сольное исполнение — разные вещи?

— Это нельзя совмещать, уже будучи профессиональным артистом, но для ребенка — только во благо. Хор развивает музыкальность, умение петь в ансамбле, дает массу полезных навыков. Полученные в детстве знания очень помогли мне: умение подстраиваться под тембр партнера, добиваться слияния голосов. В великолепных оперных дуэтах довелось это применить с Галиной Вишневской, Тамарой Милашкиной, Марией Биешу, Маквалой Касрашвили.

— Остались ли «неспетые песни»?

— Да, такие были, но не по моей вине — я мечтала о них, но хорошо знала и оценивала свои возможности. Хотела спеть и Амнерис, и Эболи, но всегда понимала, что это не мои партии, в чем-то они даже вредны для центрального меццо-сопрано. А то, что идеально подходило для моего типа голоса — такие достаточно тесситурно высокие партии, как Азучена, Ульрика, Кармен, Марина Мнишек, а также и контральтовые — Кончаковна, Ратмир, Ваня, центральные и очень любимые — Любаша и Марфа в «Хованщине» — исполнила. В свое время хотела спеть Розину в «Севильском цирюльнике». Когда могла это осуществить, у нас эта опера не шла, когда же такой спектакль появился — этого уже не стоило делать, всему свое время. Был такой фильм «Меццо-сопрано из Большого» — там мы с Муслимом работаем именно над Розиной, он играет на рояле, поет (он был прекрасным Фигаро). Вот, пожалуй, эта мечта не нашла своего воплощения на сцене. Но не все, что хочется, стоит выносить на публику — я в этом плане всегда была очень щепетильна.

— Ваши поклонники до сих пор сетуют, что Вы рано ушли со сцены: и голос еще звучал, а выглядите Вы и сегодня прекрасно. Не жалеете?

— Смотря что имеется в виду — рано. Сорок лет на сцене Большого — думаю, этого вполне достаточно. На мой взгляд, лучше уйти и оставить публику сожалеющей о тебе, нежели дождаться момента, когда все кругом будут мечтать о том, когда же ты закончишь карьеру. Надо знать меру. Моим последним спектаклем, и в этом тоже вижу промысел Божий, стала «Царская невеста» 31 марта 2002 года, посвященная 100-летию Марии Петровны Максаковой, которой я многим обязана: дружбой, профессиональными советами, ценными замечаниями. Мария Петровна была членом госкомиссии, которая принимала у меня диплом, она же была в жюри конкурса Чайковского, принесшего мне золотую медаль. Максакова рассказывала мне о старых традициях Большого, о работе с великими дирижерами и режиссерами. Так же, как и великие балерины Марина Тимофеевна Семенова или Елизавета Павловна Гердт, которые учили меня держаться на сцене, носить сценический костюм, вообще быть артисткой Большого театра.

— Вы упомянули конкурс Чайковского, ставший особой вехой в Вашей биографии...

— На мой взгляд, судьбу можно испытывать лишь трижды. В 1968-м я победила на вокальном конкурсе молодых оперных певцов в Болгарии, в 1969-м — в Бельгии, а в 1970-м — на конкурсе Чайковского. Последний отличался очень сильным составом участников — в последующем практически все мощно заявили о себе не только в нашей стране, но и на мировых площадках. И беспрецедентным был состав жюри: Мария Максакова, Марк Рейзен, Ирина Архипова, Александр Ведерников и, конечно же, наши великие почетные гости Мария Каллас, Тито Гобби и Зенаида Палли. Результаты были, конечно, удивительными: две первые премии — у Елены Образцовой и у меня, и обе у меццо, голоса, который вообще встречается не часто: такого больше не было никогда и нигде. Конкурс Чайковского был знаковым моментом в моей жизни. Хотя я уже получила признание прежде, причем не только в нашей стране, но и за рубежом, в частности, парижские гастроли Большого принесли мне прекрасную прессу, но этот конкурс мирового уровня, поэтому наши имена очень мощно прозвучали. Это дало большой импульс к освоению нового репертуара, завоеванию новых вершин профессионального мастерства. Именно поэтому я посчитала необходимым продолжить вокальное совершенствование и поехала на стажировку в «Ла Скала» — я всегда была жадной до учебы.

— Теперь у Вас есть свой конкурс. В октябре состоится уже 5-й Конкурс имени Муслима Магомаева...

— Да, уже маленький юбилей. Это еще одно очень важное дело, которому я сегодня посвящаю много времени. Как раз сейчас идут завершающие прослушивания отборочного тура, и, конечно, я должна лично всех прослушать, чтобы в итоге все получилось красиво и достойно имени и памяти Муслима.

Александр Матусевич

Источники:

1. portal-kultura.ru