Да ведают потомки православных

В опере Мусоргского "Борис Годунов" есть картина, где монах Пимен в келье Чудова монастыря, склонившись перед лампадой, записывает все виденное и слышанное, надеясь, что когда-нибудь потомки найдут его "правдивые сказанья".

Такими летописцами исконного уголка России, где родился ее великий сын Модест Мусоргский, стали, сами того не ведая, священнослужители Одигитриевской церкви погоста Пошивкина. Усердно и беспристрастно писали они "земли родной минувшую судьбу". Их рукописные книги за три века, сохранившиеся в Великолукском архиве, теперь являются бесценным сокровищем. Они-то и помогли заполнить неизвестные страницы в биографии композитора, выявить неведомых доселе прототипов.

Погост Пошивкино располагался между усадьбами Мусоргских и Чириковых, в полукилометре от Наумова и в двух километрах от Карева. Из "Клировых ведомостей" известно, что в 1735 году здесь была построена деревянная церковь во имя Одигитрии Пресвятой Богородицы. В 1818 году на этом же месте возведен каменный храм с колокольнею, как сказано, "тщанием прихожанина титулярного советника Петра Васильевича Бровцына".

Церковь стояла на высоком холме и была видна из окон барских домов Мусоргских и Чириковых, из принадлежавших им деревень и сел, с озера и с островов, где также жили крестьяне. Вся эта территория называлась приходом, а жители - прихожанами. Место, где стояла церковь, именовали погостом, и не только потому, что рядом было кладбище,- погост являлся административным и духовным центром. Основными жителями погоста были церковнослужители. Они имели свою пахотную землю, сенокосные угодья, лес, часть озера. В XVIII веке здесь стояла богадельня - приют для больных и одиноких стариков, а позже появилась приходская школа для крестьянских детей.

К интересному выводу пришел А. П. Лопырев, изучавший местные названия селений. На родине Мусоргского названия деревень поголовно славянские: Алексеевское, Наумово, Захарово, Жуково, Юрьево... а названия погостов угро-финские: Хрянь, Купуй, Слауй, Окний, Плай... Почему? "Я думаю, что деревни неоднократно уничтожались в ходе войн,- писал Андрей Павлович,- и возникали на новых местах под новыми названиями. А погост - это же кладбище, обитель умерших предков - оставался на месте и сохранял свое дославянское имя. Наверняка можно считать, что на месте таких погостов, как Купуй, Слауй, Влиц, до X века стояли языческие капища".

Через Пошивкинский погост проходили две большие дороги, которые не только соединяли Карево, Наумово и другие деревни прихода, но и вели дальше - к Петербургу, в Прибалтику. Рядом с церковью стояла колокольня, и звон ее колоколов слышал каждый житель прихода.

В операх Мусоргского одним из главных действующих лиц можно назвать колокольный звон. В "Борисе Годунове" музыка колоколов звучит почти в каждой картине: пролог начинается с торжественного перезвона "венчания на царство"; в келье Чудова монастыря раздается приглушенный звон к заутрене; в царском тереме под скорбный вечерний перезвон Борис терзается от угрызений совести; в Грановитой палате царь умирает под погребальный звон; на лесной поляне под Кромами тревожно и грозно звучит набат, извещающий Русь о новой беде...

Колокольный звон - самостоятельная тема в опере, с разнообразной богатой тембровой и психологической окраской.

"Мне кажется, что звоны и церковное пение в операх Мусоргского - это отражение впечатлений от церквей в Торопецком уезде",- писал Евгений Нестеренко в июле 1979 года.

Можно ли обнаружить "прототипы" звонов на родине Мусоргского, проследить их истоки?

Колокольный звон известен на Руси с давних времен. В Новгородской летописи 1342 года говорится: "Архиепископ Василий велел слить колокол великий к святой Софии и привел мастера из Москвы, человека почетного по имени Борис". Историки высказывают предположение, что этот мастер и положил начало литью колоколов в России. С колокольным звоном была связана вся жизнь народа. Торжественным перезвоном встречала Москва победоносных ратников Дмитрия Донского. "Всполошный" колокол предупреждал жителей города, когда появлялся неприятель. День и ночь звонил "осадный", если у городских стен стояли враги. Колоколами жаловали за заслуги: в Печерском монастыре, что под Псковом, до сих пор звенят колокола, подаренные Иваном Грозным, Борисом Годуновым, Петром Первым.

В Псково-Печерском монастыре были погребены предки композитора, которые жили при Иване Грозном. В то время дворяне старались получить место для вечного покоя в пещерах этого монастыря. Здесь были похоронены Мария Петровна, Иван Петрович и Агриппина Петровна Мусоргские. Довелось мне не раз бывать в этих пещерах. В дни поминовения здесь по давней традиции звучат колокола. Монахи-звонари с большим искусством, как в слаженном оркестре, ведут мелодию "Печерских звонов".

Как сообщает исследователь этой темы Юлий Филатов, колокола секли кнутами, вырывали им языки, выставляли на позор... Колокол города Углича лишили языка и отправили на высылку в Тобольск за то, что он сообщил народу о гибели царевича Дмитрия. Для любого города не было большего унижения, чем лишиться колокола. Когда Василий III прислал в Псков дьяка со строгим повелением отобрать "Вечник", то все жители стали "плакати по своей старине и по своей воле".

В "Литературной газете" за 27 июля 1983 года в статье "У истоков" опубликованы записи И. К. Ежова, работавшего в первые годы Советской власти начальником управления государственных складов. Ежов воспроизводит телефонный разговор Ленина с хозяйственниками, происшедший в тот момент, когда к нему пришли крестьяне с просьбой "посодействовать" в приобретении колоколов.

"- Говорит Председатель Совнаркома... У меня сидят три мужичка. Они прошли все ведомственные мытарства и дошли до меня. Что же невозможного в их просьбе?

- Мы, Владимир Ильич, воздерживаемся от раздачи колоколов и заняты решением вопроса, как их использовать в производстве...

- Я понимаю, но как мне быть, если со всех концов России тянутся подобные делегации? Что же поделаешь? Хлеб у крестьян берем, солдат берем... А тем более, что они вот говорят, что колокола-то им нужны не для нужд церкви, а чтобы спасать звоном во время зимних бурь сбившихся с дороги..."

Старожилы с родины Мусоргского рассказывали, что колокол извещал всех и о больших событиях в государстве, и о местных происшествиях, напоминал о времени, о праздниках, о торжествах, о горе, о беде, о пожаре, помогал рыбакам Жижицкого озера находить берег в тумане, а зимой в метель указывал путь к жилью...

Колокол напоминал нашим предкам, когда работать, отдыхать, веселиться, брать в руки оружие. Музыка звонов облагораживала, очищала душу, воспитывала уважение к прошлому, напоминая о неумолимости времени. Существовал обычай - в пасхальные дни на колокольню мог подняться каждый желающий. Устраивались своеобразные конкурсы, где можно было показать свое мастерство. Александра Ивановна Прокошенко рассказывала, что в Пошивкине был известен звонарь Иван, по прозвищу Тюлька, который играл на колоколах, как на балалайке, плясовые мотивы - такие, как "Во саду ли, в огороде"... Умелые звонари были и в родовой церкви Мусоргских в Золовье. В "Клировых ведомостях" об этом храме сказано: "Колокольня каменная, соединенная с церковью деревянным притвором. Колоколов на ней пять: первый весит 20 пудов, черный с надписью "Валдай", второй - 7 пудов, третий - 2 пуда, четвертый - 1 пуд, и пятый - 1/2 пуда".

Мусоргскому повезло - он родился и десять лет прожил в сельце Кареве, стоявшем на холме, с которого были слышны звоны сразу трех церквей. С погостов Пошивкино и Жисцо звоны плыли по воде, приобретая особую, нежную окраску, а из Платичина через луга и лес доносились "сухопутные" приглушенные звуки.

Один из старожилов этих мест Иосиф Петрович Ершов вспоминал:

- Здесь переливались звоны трех церквей, и в I праздники мы слушали тройной благовест.

"Благовест" у Даля - призыв колокольным звоном в церковь, а "благовестив" - возвещение блага, добра, радости... Не этот ли тройной благовест стал для Мусоргского "прототипом" в "Хованщине" к симфонической картине "Рассвет на Москве-реке"? По мнению ведущих музыковедов, в этой картине композитор тонко и поэтично рисует раннее утро, робкую трель птиц, отдельные удары колокола, разносящего голос утреннего благовеста.

Как показывают документы, священнослужители Одигитриевской церкви во все времена находились в дружеских отношениях с помещиками. Прабабка композитора по материнской линии Вера Алексеевна Чирикова была "ктиторшей", то есть доверенным лицом и хранителем церковной казны. И прадед по отцовской линии Григорий Григорьевич Мусоргский состоял в числе почетных прихожан.

Коренными старейшими жителями Пошивкина были Федоровы - Яковлевы - Бабинины, связанные между собой родством. Основатель династии церковнослужителей в Пошивкине находился в сане священника, но позже его потомки уже относились к низшему церковному сословию и занимали должности дьячков, пономарей, псаломщиков. К концу XVIII века окончательно закрепилась одна фамилия - Бабинины. Бабинины венчали родителей композитора, крестили самого Модеста и его брата Филарета. Эти исторические записи сделаны рукой пономаря Василия Федоровича Бабинина и подкреплены подписью дьячка Тимофея Яковлевича Бабинина.

После изучения документов архива открылось, что Бабинины были не только летописцами, но и прототипами музыкальных произведений Мусоргского.

В литературе о "Хованщине" упоминается легенда про стрелецкий полк, якобы погибший в волнах Жижицкого озера. Высказывается предположение, что из- за этой легенды Мусоргский проявил "лихорадочный интерес" к "Хованщине". Однако старожилы этих мест ничего не слышали о стрельцах от своих предков. Притом же, если внимательно перечитать письма композитора и воспоминания его современников, станет ясно, что идею создания "Хованщины" подсказал ему В. В. Стасов, а либретто оперы Мусоргский написал на основе глубокого изучения исторической литературы, древних рукописей.

Но, отказываясь от этой выгодной для нас, земляков композитора, легенды, можно ли предположить что-то взамен? Просмотрим еще раз письма Мусоргского. Работая над "Хованщиной", Модест Петрович обратился к одному, как он пишет, "путному попу", чтобы узнать характер раскольничьих напевов. И тот ему ответил: "Если, живя в деревне, застали и слышали старых дьячков, так и создавайте ваших раскольников в обиходном напеве". "Я застал и слышал дьячков, - пишет Мусоргский Стасову, - но о совете путного попа забыл, пока не понадобился мотив для канта Досифея и для купельного канта при самосожжении".

Эти загадочные строки теперь можно расшифровать. Мусоргский с детских лет и до конца своих дней слушал в Одигитриевской церкви "старых" дьячков Бабининых. И когда для "Хованщины" понадобилась, как он пишет, самобытность, тут-то и пригодились песнопения Бабининых. А Бабинины, согласно записям в "Клировых ведомостях", вели церковную службу по старинке, так, как слышали от своих предков, и были "пения и чтения хорошего". Интересно, что И. Е. Репин говорил о дьячках как "отголосках языческого жреца". Исследования А. П. Лопырева подтверждают, что Мусоргский на своей родине имел возможность изучать напевы старообрядцев: "Православная церковь была веротерпима. В Великолукском уезде среди 48 православных церквей была одна раскольническая, так называется единоверческая церковь Александра Невского при погосте Вяз. В ее приход входили единоверцы четырех уездов, всего 81 двор, 454 прихожанина. Благочинному эта церковь не подчинялась, а губернская епархия ее учитывала и признавала".

Самобытные дьячки Бабинины для композитора стали кладом, но для них самих отсутствие "дипломов" сказалось весьма заметно. К концу XIX века они постепенно отошли от церкви, стали заниматься крестьянством, рыболовством, даже плотничали, сапожничали, но жить продолжали в Пошивкине большой семьей, в доме, доставшемся от предков. Наследники Бабининых, сохранившие по прямой линии эту фамилию, и сейчас живут в этих краях.

Еще одним летописцем погоста Пошивкина можно назвать потомственного священника Матвея Логиновича Кириллова. Его прадед, дед и отец были священниками Одигитриевской церкви и кропотливо регистрировали роды Чириковых и Мусоргских, их дворовых и крестьян. Отец Матвей специального учебного заведения не кончал, "в школах не был", а в сан священника был "положен преосвященным Гавриилом Новгородским и Санкт-Петербургским". Служил он долго и исправно; депутатом Торопецкого уездного земского собрания избирался 25 лет подряд "за беспорочное и рачительное прохождение должностей". За войну 1812 года награжден Бронзовым крестом на Владимирской ленте. Умер отец Матвей в начале 1839 года, и ему не довелось крестить сына Мусоргских, будущего великого композитора. Не оставил он наследника, продолжателя своей фамилии и потомственной должности, как это делали его предки, так как в семье его рождались только дочери. И впервые за два века в Пошивкино был прислан "чужой" батюшка, окончивший Псковскую духовную семинарию Симеон Васильевич Суворов. Он был посвящен в сан священника в двадцать один год и к месту назначения приехал с семьей - семнадцатилетней женой Евдокией Михайловной и пятимесячным сыном Евграфом. В доме покойного священника жили его родственники, и Суворовых приютили в Наумове помещики Чириковы, хотя в это время их дом был перенаселен: здесь жили вдовый отец с незамужними дочерьми, два сына с невестками и детьми. Новый священник квартировал у Чириковых, пока не построил собственный дом.

С 1840 года все рукописные книги Одигитриевской церкви вел С. В. Суворов. И делал это с особым прилежанием. Почерк у него был каллиграфический и "современный" в сравнении со старославянской орфографией, которой пользовался отец Матвей. Новый священник с первого дня и до конца своей службы в Одигитриевской церкви, как и отец Матвей, во всех проверочных документах отмечался за усердие, добропорядочность и был оштрафован только один раз - за венчание со вторника на среду, что воспрещалось. С. В. Суворов был по представлению Псковского статистического комитета "удостоен звания действительного члена комитета и утвержден в нем дипломом". Просвещенный батюшка имел библиотеку, где среди духовных книг имелись исторические. Как открылось из документов архива, Симеон Васильевич стал одним из персонажей знаменитого романса Мусоргского "Семинарист".

О поездках Модеста Петровича в свое имение в зрелые годы, когда его уже знали как композитора, в биографической литературе нет документальных свидетельств. Однако в "Летописи жизни и творчества Мусоргского" не указывается его местонахождение в феврале - марте 1866 года. Где он мог быть? Ответ нашелся в рукописных книгах, которые вел отец Симеон. В марте 1866 года исполнилась годовщина смерти матери композитора, и надо было возобновить в церкви кончившийся срок годового помина. Модест Петрович приехал на родину и остановился в каревской усадьбе, где надо было заодно решить и хозяйственные вопросы. Конечно же, он часто посещал кладбище, на котором в семейном склепе Чириковых покоилась любимая мать. Заходил в храм, в дом к священнику. В это время здесь жил его сверстник, старший сын священника Евграф, окончивший Псковскую духовную семинарию, который "живет при отце, места еще не имеет".

Обратимся к "Семинаристу", текст которого написан Мусоргским. Главные герои: поп Семен, обольстительная поповская дочка - "Щечки, что твой маков цвет, глазки с поволокой",- семинарист, изучающий латынь. По "Исповедным росписям" в этом году числятся: поп Симеон, две его взрослые дочери и еще "на выбор" четыре молодые барышни - дочери дьячка Бабинина. Здесь же находился и главный персонаж, двадцатилетний семинарист Василий Молчанов из Великолукской духовной семинарии высшего отделения, "определенный в означенный погост на год для приучения". Он-то и долбил латынь, поглядывая при этом на одну из поповских или дьяческих дочерей. Из текста "Семинариста" ясно, что латынь отроку давалась нелегко, да еще и искушал бес в образе поповской дочери. И в церковных документах, даже по весьма деликатной оценке отца Симеона, семинарист Василий был "чтения и пения не очень хорошего...".

Как известно, Мусоргский наблюдал, подмечал и вынашивал, пока "приспеет время записывать". И эту живую сцену, как назвал ее сам автор - "картинку с натуры", подсмотренную в Одигитриевской церкви, он записал, уже вернувшись в Петербург: "Это я сделал утром, проснувшись в шесть часов, начав только с ритма".

Впервые "Семинариста" под собственный аккомпанемент Модест Петрович спел для своих друзей, и эта сатирическая песня с "трагической закваской", по словам Мусоргского, была встречена с восторгом. Однако издали "Семинариста" только за границей, в Лейпциге. В России же цензура вынесла такое решение: "Ноты эти не могут быть дозволены к обращению в публике". Сам Мусоргский в письме Стасову объясняет притеснение цензуры, как он ее называл - "геенны огненной", тем, "что музыканты из "лунных воздыхателей" становятся обличителями насилия в любом его проявлении". "Семинарист" же - не забавная комическая сценка, а острая сатира на устойчивый во все времена порок общества - лицемерие, когда живые люди с разными взглядами и жизненными интересами вынуждены долбить чуждые им догмы, которые навязывают власть имущие.

Со времени создания "Семинариста" прошло 120 лет, и теперь его исполняют повсюду. Совсем недавно в Японии спел "Семинариста" Евгений Нестеренко. Вежливые и деликатные японцы встретили это произведение бурными овациями.

Знакомство и дружба Мусоргского с С. В. Суворовым продолжались до 1876 года, когда Одигитриевская церковь была закрыта, а всех прихожан причислили к соседнему погосту Платичино. В эти годы происходила реорганизация церквей. Одигитриевский храм открыли снова через десять лет, назначив всего двух лиц - священника и псаломщика. Семья Суворовых выехала из Пошивкина после закрытия храма и больше сюда не возвращалась.

В рукописных книгах, которые вел отец Симеон, выявился еще один прототип из сочинений Мусоргского. В Кареве должность старосты-управляющего переходила по наследству. Сын 102-летнего Пахома Иванова - Степан Пахомович стал героем песни "Ах ты, пьяная тетеря". В подзаголовке композитор пишет об этом прямо: "Из похождений Пахомыча". Когда читаешь текст этой песни, то кажется, что Модест Петрович дословно записал, как жена отчитывает подгулявшего мужа, сохранив псковский диалект: "С кем, бесстыдник, ты таскался?", "Эко рыло все в грязи-то", "Как начну возить ухватом", "Как хвачу тебя по лясам", "Ох, головушка бедная, ох-ти". Жена умоляет, чтобы муж пожалел деток и не мучил "женку старую". По сей день в наших деревнях ругают непутевых мужей такими же словами. По "Исповедным росписям" удалось установить, кто устроил выволочку Степану Пахомовичу: это его 67-летняя жена Федосья Васильевна. Указаны и "детки": Хеония, Павел, Александр, Аркадий, Василий.

Эти находки еще раз убеждают в том, что Мусоргский, как отмечали исследователи его творчества, использовал колоритный народный язык и "бытовые прозаические выражения".

Следующим летописцем родины Мусоргского стал священник Иоанн Белавин. В архиве хранится его дневник на двадцати страницах, аккуратно исписанных убористым почерком, где подробно рассказывается об истории края, о быте, нравах и взаимоотношениях прихожан. Дневник ценен тем, что его заполнял человек, знающий здешних жителей от рождения до смерти в отличие от литераторов, даже не посетивших родину композитора.

Записи отца Иоанна начинаются с истории края, с озера, на берегу которого расположился приход. "Жисцо берет свое начало или образуется из многих рек, впадающих в него: Кудесницы, Доляны, Узмени, а из него вытекает только речка Жижец, от которой получило название это озеро, впадающая в речку Двину. В нескольких саженях от берега имеется два острова общего владения церкви с помещиком Чириковым под названиями Серебряный и Кромешный, на первом имеется пашня и покос, на втором только покос. Название первого острова по преданию произошло от того, что на нем в старину найдены старинные серебряные деньги разного достоинства, а название второго есть искаженное "окрамец", то есть окроме или кроме сего острова имеются на сем озере еще острова... Берег озера песчаный, вкус воды пресный, а свойство ея известковое, рыба в нем разной величины и названий, а именно: лещ, судак, щука, окунь, плотица, уклея, шарашпер - род судака. Крестьяне деревень, лежащих близ озера... в продолжение года в разное время занимаются рыбной ловлею, а орудием для ловли служат: невод, сети, ворот, мережи, бродники и шивка - летний невод..."

Священник рассказывает, как одевались крестьяне, и для нас это ценно потому, что такими их видел Мусоргский: "Нижняя одежда делается из домашнего толстого холста, верхняя состоит из шубы, балахона и кафтана; в праздник и воскресные дни среди молодого поколения можно видеть у мужчин суконные и триковые пиджаки и такие же брюки и ситцевую рубашку, а у женщин - суконные кофты и пальто, кисейные рубашки, кашемировые сарафаны и такие же платки. В будни носят тот и другой пол из лыка лапти, а в праздники сапоги, полусапожки и башмаки".

Описывается и крестьянский быт: "Живут преимущественно скученно; материалом жилищ служит разного сорта лес, а кровли у зажиточных крестьян бывают тесовые, а у бедных - из драниц и соломы. У зажиточных при одних сенях по обе стороны имеются две избы, из которых одна держится почище, для гостей в праздники и богослужения, а во второй сами живут, каких-либо особенных украшений внутри и извне не делают, конечно, за исключением необходимых предметов, как-то: божниц, где ставятся образа, лавок, скамеек, столов и т. п. Живут по большей части неряшливо, грязно, особенно это замечается среди бедных и многосемейных крестьян... В последнее время часты разделы семей вследствие несогласия и раздоров между собою, по отношению же соседей между собою больше заметно согласия. Среди пожилых крестьян между мужем и женою больше замечается согласия, взаимности, любви, уважения друг к другу, чем среди молодежи, где происходят нередко споры, раздоры и брань, нередко оканчивающаяся тем, что жена уходит от мужа к своим родителям или родственникам. Более старые и пожилые крестьяне держат своих детей строже, стараются удалять и удержать их от дурных привычек и пороков и направить их и приучить к делам добрым и полезным. Среди же молодых замечается у родителей поблажка, потворство своим детям в разных дурных проступках, они держат детей слабо, на худые дела их смотрят, так сказать, сквозь пальцы; мало стараются приучить их ко всему полезному, доброму и хорошему и отвлекать их от дурного и худого, что и служит причиною тому, что и сами они пользуются меньшим уважением, почтением от своих детей, особенно, когда последние приходят в совершенный возраст... Относительно других видов добродетели, как-то: привязанности к родным, древним обычаям, честности, бережливости, уважению к духовным лицам и т. п., нужно заметить, что таковые более замечаются и сохраняются среди старых крестьян и менее среди молодых. Более выдающийся порок среди крестьян - пьянство, а реже замечаются разврат и воровство".

Вот такие нравственные проблемы "отцов и детей" рассматривает в своем погосте священник, знающий тайны каждого ребенка и старика по ежегодным исповедям. И делает это, по всей вероятности, объективно. Если "относительно внутреннего бытия" он отдает предпочтение старшим "отцам", то тут же и осуждает их за суеверия и связанное с ними невежество. "В прошлое - старинное время во множестве существовавшие среди крестьян предрассудки и суеверия в последнее время с проникновением в их среду образования, учреждением школ при селах и погостах стали заметно редеть, уменьшаться и сглаживаться. В настоящее время среди многих крестьян можно встретить таких, которые придают силу и значение снам, гаданиям, счастливым и несчастливым дням, вере в судьбу". Вспомним, такую же правдивую картину деревенской жизни в Михайловском рисует Пушкин в "Евгении Онегине", описывая, как верили "преданьям простонародной старины, и снам, и карточным гаданьям, и предсказаниям луны".

Кстати, Иоанн Белавин сам хлопотал об открытии при церкви начальной школы и неоднократно уговаривал крестьян своего прихода, как он пишет, "в пользе грамотности". Еще более значительный для истории факт: сын пошивкинского священника Василий Иванович Белавин стал в 1917 году патриархом Московским и всея Руси. Он окончил Петербургскую духовную академию, получил назначение и готовился жениться, но невеста против воли родителей ушла к другому. Белавин переживал эту измену как большую трагедию. Он постригся в монахи, принял имя Тихон, и оно внесено ныне во все энциклопедические справочники. Недавно открылось, что неверной невестой Белавина была Мария Петровна Бабинина - внучка Т. Я. Бабинина, дьячка Пошивкинского погоста, который крестил Модеста Мусоргского. Об этом мне рассказывала Вера Александровна Бабинина. Невеста будущего патриарха была красавицей; пока он учился, она влюбилась в латыша-хуторянина К. Г. Клявина. Они без венчания имели восемь детей, которые именовались как дети "девицы духовного звания" и носили фамилию Бабининых. Наследники этих детей теперь живут на родине Мусоргского, и один из них - Борис Иванович Боровко - передал музею кресло из дома композитора.

Сколь же благодатная почва сложилась для композитора на его глухой родине, где сохранились дух старины, колорит народной жизни, обычаи, нравы, предания! Несомненно, что не в Петербурге, а именно здесь, в деревнях на берегу Жижицкого озера, Модест Петрович подслушал гадание Марфы для "Хованщины", мотивы для симфонической картины "Ночь на Лысой Горе". Кстати, "лысой горой" крестьяне называли самый высокий холм над Каревом. Как рассказывали Прокошенко, по местным легендам, там водилась "нечистая сила".

Последним настоятелем церкви-реликвии был Иван Иванович Ветошкин, по рассказам старожилов - очень добрый человек. Он давал крестьянам советы, как грамотно вести хозяйство, его богатой библиотекой пользовались многие книгочеи. Ветошкин свершал по традиции до 1929 года и все обряды: крестил детей, венчал молодых, отпевал умерших. О последующей жизни священника рассказал его внук, корреспондент Гостелерадио Сергей Александрович Ветошкин:

- Деда приговорили к восьми годам, и он отбыл весь срок. Во время войны два его сына, мои дядья, сражались на фронте, были награждены за храбрость. После тюремного заключения Иван Иванович получил большой сан - метропольного протоиерея в городе Горьком. Там он и похоронен.

О судьбе Одигитриевской церкви рассказал старожил погоста Пошивкино Сергей Федорович Корнеев:

- В тридцатые годы церковь закрыли, иконы и колокола выбросили. Помещение вначале переоборудовали под клуб техникума, а потом использовали под склад. Окончательно храм и звонницу разобрали на кирпич в 1950 году.

Бывший погост постепенно стал заселяться крестьянами и превратился в обычную деревню. Ныне Пошивкино соединилось с поселком Наумово. Живут здесь работники совхоза и техникума, а в основном пенсионеры. Кладбище сохранилось, на нем хоронят до сих пор. При жизни Мусоргского оно было обнесено деревянной оградой, а в 1898 году, как записано, "возведена прихожанами, по указу Псковской духовной консистории, каменная ограда". В лихие годы гражданской войны и позже эту ограду, так же как и семейный склеп Чириковых, разрушили. От церкви остались только ступени крыльца. Совсем недавно разобран на дрова деревянный дом, в котором жили священники и размещалась церковноприходская школа. О древнем погосте - бывшем административном и духовном центре - напоминают только несколько старых деревьев.

По Постановлению Совета Министров РСФСР от 1980 года за № 20 Пошивкино включено в охранную зону музея и подлежит восстановлению, реставрации и благоустройству, так же как Наумово и Карево, связанные с жизнью и творчеством М. П. Мусоргского. Ведущие музыканты страны, в числе которых лауреаты Ленинской премии, народные артисты СССР Георгий Свиридов, Елена Образцова, Евгений Нестеренко, считают, что на старом фундаменте необходимо восстановить церковь. По мнению специалистов, полностью восстановленный усадебный ансамбль в комплексе с реставрированной церковью и окружающим ландшафтом воссоздали бы на века тот исторический период, ту обстановку, которая вдохновляла великого музыканта России.