Отец, обожавший музыку

Об отце композитора фактических сведений очень мало, и в биографической литературе о нем отзываются или сдержанно, или же отрицательно. Можно ли теперь, учитывая новые документы, объективно воссоздать его образ?

Возраст Петра Алексеевича биографам неизвестен. По "Исповедным росписям" удалось определить, что родился он в 1798 году. Эту дату подтверждает и запись в "Метрической книге" о венчании в 1828 году"Петра Алексеева Мусерского 30-ти лет...".

С ранних лет Петру выпала нелегкая доля. На свет он появился как незаконнорожденный сын "дворовой девицы" Ирины. Через три года у мальчика появляется отчим, "дворовый человек Лев Парфенов", а после его ранней смерти пасынка снова причисляют к незаконнорожденным с обидным отчеством Богданович - богом данный. Конечно, в каревской усадьбе и в ближних деревнях знали, кто был настоящим отцом ребенка. Позже не стал этого таить и барин Алексей Григорьевич Мусоргский. Для воспитания Петра он нанял Домашних учителей, как было принято в дворянских семьях. Биографам известно, что отец композитора служил в Сенате. Как же сумел он попасть туда, официально оставаясь незаконнорожденным? Сенат был высшим государственным органом и считался у дворян привилегированным. К примеру, Александр Сергеевич Пушкин, сверстник отца композитора, получил назначение в Сенат после окончания Царскосельского лицея. А какое учебное заведение мог закончить Петр? Как сообщил А. П. Лопырев, в этот период в России губернские народные училища преобразовали в гимназии. Открыли гимназию и в Пскове. Однако в списках ее учащихся той поры Петра Мусоргского не оказалось. Значит, отец устроил его в Петербургскую гимназию. Сделать это, наверное, было нелегко: нужны были большие деньги и немалые связи. Скорее всего, Алексею Григорьевичу, не очень-то состоятельному помещику, помогли родственники или бывшие однополчане.

Службу в Сенате Петр начал в 1814 году с самой маленькой должности сенатского регистратора. Через шесть лет получил чин губернского секретаря. В выписке из личного дела сказано: "В продолжении служения своего вел себя хорошо, отправляя должность свою с особым прилежанием и успехом, а в штрафах и под судом не бывал".

Одним из самых радостных событий в жизни Петра стал день 9 мая 1820 года, когда Александр I подписал прошение об "узаконении прижитых до брака детей", в числе которых был и он. Петр прослужил в Сенате еще два года, после чего по собственному прошению вернулся на родину "для отправления к другим делам". Он продолжал службу в Торопце уже в чине коллежского секретаря, а после смерти отца становится полноправным хозяином и наследником всех имений. Однако в моральном отношении его жизнь по-прежнему была нелегка. Официально Петр Алексеевич не дворянин, а приходилось общаться с потомственными дворянами - соседями-помещиками, с новыми сослуживцами. Здесь же находилась и многочисленная родня, сверстники из числа дворовых и крепостных крестьян. Значит, постоянно возникал вопрос, с кем быть, какую соблюдать форму общения - барскую или лакейскую? А при таком раздвоении жить спокойно, без переживаний, наверное, было невозможно.

Документы архива показывают, что отец композитора нес свою нелегкую ношу достойно. Он не прервал родственных связей с крепостной родней: был крестным отцом, свидетелем на свадьбах, отпускал на волю... Не лез он "из грязи в князи" - перед знатными соседями не заискивал, а тем не менее с многими из них поддерживал дружбу. Чаще других Петр Алексеевич навещал Наумово, где жили Чириковы - давние и добрые соседи. Сюда тянуло и по другой причине: у Чириковых подрастала барышня Юлия, которую он знал с пеленок.

Венчание Петра и Юлии состоялось по старой традиции, когда был убран урожай,- 13 октября 1828 года. По общему согласию обряд провели не в родовой церкви Мусоргских, а в Одигитриевской в Пошивкине. Храм этот был родным и для Петра, и для Юлии, здесь они не раз встречались на богослужении, участвовали в семейных обрядах, как радостных, так и печальных, сами крестили младших в семье, о чем свидетельствуют записи. Среди дружков жениха, поручителей, были люди, в уезде уважаемые - "торопецкий помещик майор Иван Болотников, майор Федор Родзянко, подпоручик Никандр Польский". Со стороны невесты - ее старший брат штабс-капитан Александр Иванович Чириков.

После свадьбы молодые поселились в Полутине, где жила Ирина Егоровна с незамужней дочерью Надеждой. Обычно две хозяйки редко уживаются мирно в одном доме. Здесь же обстоятельства осложнялись тем, что свекровь - из бывших крепостных, так и не постигшая грамоту, а невестка говорила на двух языках, играла на фортепьяно, писала стихи... Неизвестно, происходили ли столкновения между Ириной Егоровной и Юлией Ивановной, но по документам они прожили под одной крышей два года и расстались мирно, как добрые родственники.

"Тысяча восемьсот тридцатого марта 26 дня мы, нижеподписавшиеся, вдова майорская жена Иринья Егорова и родныя дети его коллежский секретарь Петр и девица Надежда Алексеевы Мусарские, поговоря между собою, полюбовно учинили сей домовой раздельный акт".

Петр Алексеевич поступил благородно - выделил матери и сестре деньги для приобретения отдельного имения, по справедливости разделив и другое состояние. Ирине Егоровне отходила та часть деревни Юрьево, где жила вся ее родня, в том числе отец Егор Иванов "вдовый с двумя сыновьями Иваном первым и Иваном вторым, с женою первого Ивана Прасковьею я сыном Андреем и дочерью Марьею, с женою второго Ивана Марфою и дочерью Анною... со всеми их крестьянскими пожитками разного рода, с тряпьем, скотом, птицею и с пахотной землею, с лесами, сенными покорми, угодьями, сколько начислено каждому двору по числу писанных ревизских душ...". Поделено было и движимое имущество, "оставшееся после покойного, заключающееся в святых иконах, деньгах, серебре столовом и чайном, разных вещах, посуде, белье, платье и мебели...".

После раздела каждая сторона обретала самостоятельность моральную и материальную, как сказано, для "совершенного спокойствия каждого и для миролюбивого положения нашего". Миролюбие сохранялось до конца - Ирина Егоровна участвовала во всех семейных торжествах и обрядах, гостила у сына и невестки, и родственные их узы только укреплялись.

Позже, уже в литературе советского периода, появляются новые характеристики отца композитора: "порядочный кутила, растрепавший довольно крупное наследие". Откуда взялось такое обвинение, ведь ни Стасов, ни другие современники Мусоргского в своих воспоминаниях не делали по этому поводу даже намека? Скорее всего, авторы из социальных соображений ПЫтались очернить отца как "крепостника" и нарочно драматизировали детство композитора.

"Ревизскими сказками" и другими документами эти наветы не подтверждаются. Петр Алексеевич не только не промотал наследство, но укрепил его, вел новое строительство.

Как уже указывалось, в Полутине жизнь молодой семьи сложилась печально: супруги Мусоргские похоронили двух первых сыновей. Вероятно, о переезде в Карево Петр Алексеевич думал еще в 1830 году, когда делил имущество, а потому и оставил это сельцо за собой. Старый небольшой барский дом в Кареве обветшал, и Петр Алексеевич начал обновлять усадьбу, окультуривать территорию. В Кареве разбили небольшой парк, посадили сад, выкопали пруд. В 1835 году состоялось новоселье. А через год родился Филарет, и на его крестьбины приехала из своего имения Ирина Егоровна.

Раз в неделю кучер Мусоргских ездил на почтовую станцию Межуево. Все новости в Кареве, удаленном от уездного Торопца на 35 верст, узнавали из "Псковских губернских новостей". В официальной части сообщалось о назначениях, увольнениях и наградах губернских и уездных чиновников, о прибытии сановников из столицы, о потере документов, о беглых крестьянах, о пойманных бродягах, о продажах земель и имений... Большое место в газете отводилось советам для помещиков и крестьян по ведению хозяйства. Специалисты рекомендовали, как лучше возделывать и обрабатывать лен, "белить полотна", рассказывали "о питательности картофеля и способах невредимо сохранять его несколько лет", давали наставления по разведению пчел, увеличению сбора меда. Известно, что Петр Алексеевич занимался садоводством и пчеловодством.

"Псковские губернские ведомости" сообщили читателям, что в торопецком уездном суде состоится "выслушивание решений" о предоставлении свободы крестьянке вдове Анне Львовой и дочери Прасковье с "ея незаконнорожденной дочерью Екатериною". Этих крепостных отпускал на волю "помещик коллежский секретарь Петр Алексеев Мусарский".

Наверное, с особым интересом Петр Алексеевич просматривал страницы, где печатались "Предложение услуг" и "От справочного места". У Мусоргских подрастали двое мальчиков, причем младший Модест, едва выучившись ходить, показал особую одаренность в музыке, и родителям надо было подумать о его будущем. Внимание Петра Алексеевича могла привлечь информация о том, что "дерптский книгопродавец Клуге" открывает в Пскове магазин и "желающие могут подписаться" на новейшие книги, а также музыкальные ноты с русской, немецкой, французской музыкой "по умеренным ценам".

Из автобиографии композитора известно, что в каревском доме имелись ноты произведений Листа, Фильда. Значит, отец воспользовался услугами Клуге, который высылал новейшие издания прямо подписчикам. Могло заинтересовать и такое объявление: "Продается детское фортепиано о пяти октавах". О продаже различных музыкальных инструментов газета писала в каждом номере.

Вспомним, В. В. Стасов, а вслед за ним и другие биографы композитора писали, что в Кареве у Модеста была учительница музыки - немка. К сожалению, имени ее никто не называет, а ведь оно достойно стоять рядом с другими учителями Мусоргского. Откуда же взялась в Кареве эта немка?

Обратимся снова к газете: "Гувернантка, экзаменованная в Дерптском Университете, знающая немецкий и французский языки, рисование, игру на фортепиано и разную домашнюю работу, предлагает свои Услуги". Такие услуги очень нужны были Мусоргским.

Известно, что Модест блестяще знал французский и немецкий, и, безусловно, приобщался он к этим языкам с раннего детства. Вероятно, эта или другая гувернантка, давшая объявление в газету, получила вызов от каревского помещика. В "Метрической книге" погоста Пошивкино за 1860 год удалось обнаружить любопытную запись: "Дворовый человек Дмитрий Максимов православного вероисповедания в возрасте 41 года повенчан с Курляндской губернии города Фриндригштат мещанкой Ловизой Берхман в возрасте 39 лет".

Скорее всего, это и была учительница Модеста. Проследим возможность такого предположения. В период приезда в Карево гувернантке было около 19 - 20 лет. Пока дети не уехали учиться, она жила у Мусоргских. Потом перешла к Чириковым, где подрастали семь двоюродных братьев композитора, а они, как известно из архивных находок, также обучались музыке и иностранным языкам. Пришла пора, и они, как и братья Мусоргские, уехали в Петербург. А куда деваться гувернантке? Возвращаться домой? Только кто там ее ждет по прошествии стольких лет? Искать другой дом, других хозяев? И это непросто в таком возрасте...

Ловиза Берхман решила выйти замуж за крепостного, но не крестьянина, а дворового человека из прислуги Чириковых. Для этого потребовалось изменить веру, что она и сделала: "Ловиза Берхман лютеранского исповедания по желанию своему приняла православие". Свидетелями при этом стали дворовый человек Чириковых "Тимофей Николаев и дьячок Петр Бабинин с женою". Новокрещенную нарекли Ольгою, и уже после этого священник Симеон Васильевич Суворов свершил обряд венчания.

Можно ли с уверенностью назвать Ловизу Берхман, ставшую после брака Ольгой Максимовой, первой учительницей композитора? Подтвердить это могут документы архива в Риге, так как город Фриндригштат ныне находится на территории Латвии. По сведениям Великолукского архива Ловиза приехала в эти края по "билету, выданному из тамошнего казначейства за № 324". Если это "дело" сохранилось, в нем может оказаться и письмо Петра Алексеевича, в котором он приглашал в Карево гувернантку.

А сколько иронических слов потратили авторы публикаций советского периода, обвиняя отца композиторa в том, что он определил детей учиться по военной части! Писали так: "бессердечные родители" увезли своих детей из Карева, дабы оградить "от влияния дворни", и "ради будущей карьеры", "в ущерб образованию" отдали туда, где "меньше всего занимались науками...".

Нелепо, но упрекали даже Модеста за то, что у него не было "стойкой идейной сознательности" и он не воспротивился родителям, когда его отправляли в военное учебное заведение. Это в десять-то лет?!

Все эти домыслы и натяжки ни в коей мере не согласуются с фактическими материалами.

В конце августа 1849 года из Карева выехала вся семья Мусоргских. Родители не хотели разлучать братьев и наметили в Петербурге по обстоятельствам решить, куда их определить. В дальнюю дорогу отправились своим обозом с поваром, прислугой, кучером, с деревенскими гостинцами для родни и друзей. В Петербурге прежние сослуживцы Петра Алексеевича и родственники не только дали разумный совет, но и помогли определить Модеста и Филарета в старейшее среднее учебное заведение Петришуле, что по-русски значило: "Главная школа Святого Петра". Школа эта славилась высоким уровнем преподавания, а среди ее педагогов были люди передовые. Обширная программа способствовала разностороннему развитию детей. Здесь изучали несколько языков, историю, географию, арифметику, рисование, пение, танцы.

Прежде чем вернуться в Карево, родители не только устроили детей, как писал Петр Алексеевич, "на воспитание и образование", но позаботились о покровительстве со стороны родственников. Доверили это Опочининым. Шестеро братьев и одна сестра не имели своих семей и радушно приняли мальчиков. Жили Опочинины в Инженерном замке, недалеко от Петришуле, которая находилась на Невском проспекте вблизи Казанского собора.

Надо заметить, что все годы после рождения первого сына Петр Алексеевич настойчиво добивался, чтобы детей его внесли в дворянскую родословную книгу. Модесту грамота на дворянство была выдана на восьмом году жизни, в то время как сам отец был удостоен этого звания, когда ему уже было 35 лет.

Супруги Мусоргские через год перебрались в столицу и сняли здесь квартиру. Отец, еще в Кареве заметивший особые успехи младшего сына, нанял ему в Петербурге учителя музыки, да не простого, а известного профессора А. А. Герке, ученика композитора Джона Фильда, чьи произведения Модест часто исполнял в Кареве. Конечно, такие уроки для небогатых Мусоргских обходились в немалую копеечку.

В сентябре 1851 года Модест получил диплом об окончании трех классов Петришуле и в придачу подарок от Герке - ноты с сонатой Бетховена за успехи в игре на фортепиано. Для поступления в школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров Модесту не хватало нескольких месяцев, и отец, опять же проявив хороший вкус, поместил младшего сына в пансион, принадлежавший Комарову, который преподавал в военно-учебных заведениях литературу и был особенно примечателен тем, что знал Белинского и Гоголя.

Через год Модест был зачислен в школу, где уже учился Филарет, и стал именоваться "Мусоргским-вторым". По успеваемости он всегда был в числе десяти лучших воспитанников. И только за хорошее поведение и прилежание в науках сын мелкопоместного дворянина, уездного коллежского секретаря, был "удостоен особенно любезным вниманием" государя Николая I. Как лучший ученик и одаренный пианист, младший Мусоргский пользовался расположением директора школы A. H. Сутгофа. Выпускник этой школы великий русский географ П. П. Семенов-Тян-Шанский писал, что Сутгоф имел "репутацию человека весьма образованного и превосходно говорившего по-французски и по-немецки... он жил продолжительное время в Париже... особенно интересовался французскою политикой и историей, которую знал очень хорошо... ценил и действительное образование и очень заботился о том, чтобы в школе были самые лучшие учителя и чтобы воспитанники показывали хорошие успехи в преподаваемых им науках".

А науки изучали здесь самые разнообразные: русский язык, включавший грамматику, теорию словесности и историю литературы, французский язык, также с курсом истории литературы, немецкий язык, естественную историю, то есть ботанику и зоологию, математику, физику, историю, географию, статистику, законоведение, химию, рисование, а также танцы, пение и гимнастику. Один перечень этих предметов уже не согласуется с односторонним утверждением, что воспитанники только "кутили и маршировали".

Из приказов по школе видно, что учащихся водили в Академию художеств "для осмотра выставки художественных произведений", в лаборатории Горного института, в зоологический музей.

Сверх всей этой программы Модест самостоятельно занимался немецкой философией, чтением исторических сочинений, переводами иностранной литературы, играл на рояле, пел в церковном хоре. Позже в автобиографии Мусоргский отметит, что благодаря законоучителю-священнику Кириллу Крупскому он познакомился с произведениями Бортнянского и более древних композиторов духовной музыки, и это помогло "глубоко проникнуть в самую суть древнецерковной музыки греческой и католической".

Конечно, в школе гвардейских подпрапорщиков изучали и военные предметы, занимались строевой подготовкой. И отец композитора, определив сыновей в эту школу, хотел прежде всего продолжить фамильную традицию, составлявшую родовую честь Мусоргских - ратников и защитников России. Обвинять его за эти патриотические чувства - значит не уважать свое Отечество, свою историю.

В неполных восемнадцать лет Модест блестяще сдал экзамены и был произведен в прапорщики, а затем зачислен в Преображенский полк, где в свое время служили два его деда по материнской и отцовской линиям. Этот старейший в русской гвардии полк был сформирован еще Петром I и отличился в трех победоносных войнах: с Швецией, Францией и Турцией.

К сожалению, отец композитора не увидел своих сыновей в мундирах преображенцев - он умер в 1853 году, в тревожное для России время, когда началась Крымская война.

В биографической литературе указано, что он похоронен на Пошивкинском погосте. Это неверные сведения, и подлинное место захоронения пока установить не удалось. Петр Алексеевич Мусоргский, соединявший две ветви - потомственных столбовых дворян и потомственных крестьян-пахарей, не дожил до того времени, когда младший его сын стал профессиональным музыкантом. Но именно он первый определил талант Модеста и сделал все возможное для его усовершенствования. Не случайно в короткой автобиографии М. П. Мусоргский оставил такую запись: "Отец, обожавший музыку, решил развить способности ребенка". Благодаря усилиям Петра Алексеевича до нас дошло одно из первых сочинений юного композитора, фортепьянная пьеса - полька "Подпрапорщик", изданная отцом с помощью Герке.